Жизнь ― серия естественных и спонтанных изменений...
Жизнь ― серия естественных и спонтанных изменений. Не сопротивляйся им; это не приведёт ни к чему хорошему. Позволь действительности быть действительностью. Позволь всему течь своим чередом.
Жизнь ― серия естественных и спонтанных изменений. Не сопротивляйся им; это не приведёт ни к чему хорошему. Позволь действительности быть действительностью. Позволь всему течь своим чередом.
Заря пылала, догорая,
Солдатики шагали в ряд.
Мне мать сказала, умирая:
— Надень мальчишеский наряд.
Вся наша белая дорога
У них, мальчоночков, в горсти.
Девчонке самой легконогой
Всё ж дальше сердца не уйти!
Мать думала, солдаты пели.
И всё, пока не умерла,
Подрагивал конец постели:
Она танцовщицей была!
...И если сердце, разрываясь,
Без лекаря снимает швы, —
Знай, что от сердца — голова есть,
И есть топор — от головы...
Любишь медок — люби и холодок!
Образ Твой, мучительный и зыбкий,
Я не мог в тумане осязать.
«Господи!» — сказал я по ошибке,
Сам того не думая сказать.
Божье имя, как большая птица,
Вылетело из моей груди.
Впереди густой туман клубится,
И пустая клетка позади...
У женщин есть необыкновенная способность порождать иллюзии — быть не такими, каковы они на самом деле.
Мелкие радости куда важнее крупных. Рано утром по весне прогуляться пешком не в пример лучше, чем катить восемьдесят миль в самом роскошном автомобиле; а знаете почему? Потому что всё вокруг благоухает, всё растёт и цветёт. Когда идёшь пешком, есть время оглядеться вокруг, заметить самую малую красоту.
Откуда мы пришли? Куда свой путь вершим?
В чём нашей жизни смысл? — Он нам непостижим.
Как много разных душ под колесом фатальным
Сгорает в пепел, в прах. А где, скажите, дым?
Любовь — не то явление, которое можно ограничить. Ты можешь держать её в открытых руках, но не в кулаке. В то мгновение, как твои пальцы сжаты в кулак, они пусты. В то мгновение, как твои руки открыты, тебе доступно всё существование.
Гостям дважды радуются: встречая и провожая.
Шаги и шорох утренних газет,
и шум дождя, и вспышки сигарет,
и утреннего света пелена,
пустые тени пасмурного дня,
и ложь, и правда, что-нибудь возьми,
что движет невесёлыми людьми.
Так чувствуешь всё чаще в сентябре,
что все мы приближаемся к поре
безмерной одинокости души,
когда дела всё так же хороши,
когда всё так же искренни слова
и помыслы, но прежние права,
которые ты выдумал в любви
к своим друзьям, — зови их, не зови,
звони им — начинают увядать,
и больше не отрадно увидать
в иной зиме такой знакомый след,
в знакомцах новых тот же вечный свет.
Ты облетаешь, дерево любви.
Моей не задевая головы,
слетают листья к замершей земле,
к моим ногам, расставленным во мгле.
Ты всё шумишь и шум твой не ослаб,
но вижу я в твоих ветвях октябрь,
всё кажется — кого-то ты зовёшь,
но с новою весной не оживёшь.
Да, многое дала тебе любовь,
теперь вовеки не получишь вновь
такой же свет, хоть до смерти ищи
другую жизнь, как новый хлеб души.