Как жутко звёздной ночью! Сам не свой...
Как жутко звёздной ночью! Сам не свой.
Дрожишь, затерян в бездне мировой.
А звёзды в буйном головокруженье
Несутся мимо, в вечность, по кривой...
Как жутко звёздной ночью! Сам не свой.
Дрожишь, затерян в бездне мировой.
А звёзды в буйном головокруженье
Несутся мимо, в вечность, по кривой...
Все чувства могут привести к любви, к страсти, все: ненависть, сожаление, равнодушие, благоговение, дружба, страх, — даже презрение. Да, все чувства... исключая одного: благодарности. Благодарность — долг; всякий человек платит свои долги... но любовь — не деньги.
Ни одна жизненная победа не затмит собой поражение в любви.
Наличие больших собак не должно смущать маленьких собак, ибо каждая лает тем голосом, который у неё есть.
Человек должен верить, что непонятное можно понять.
Всякому овощу своё время.
Толпа жадно читает исповеди, записи etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении.
Молодость — недостаток, который быстро проходит.
Человек — это то, что мы о нём помним. Его жизнь в конечном счёте сводится к пёстрому узору чьих-то воспоминаний. С его смертью узор выцветает, и остаются разрозненные фрагменты. Осколки или, если угодно, фотоснимки. И на них его невыносимый смех, его невыносимые улыбки. Невыносимые, потому что они одномерны. Мне ли этого не знать, — ведь я сын фотографа. И я могу зайти ещё дальше, допустив связь между фотографированием и сочинением стихов, поскольку снимки и тексты видятся мне чёрно-белыми. И поскольку сочинение и есть фиксирование. И всё же можно притвориться, что восприятие заходит дальше обратной, белой стороны снимка. А ещё, когда понимаешь, до какой степени чужая жизнь — заложница твоей памяти, хочется отпрянуть от оскаленной пасти прошедшего времени.
Я живу в постоянном страхе, что меня поймут правильно.
Одна из самых ужасных особенностей войны заключается в том, что вся пропаганда войны, все крики, ложь и ненависть неизменно исходят от людей, которые не сражаются.