У нас всех есть один якорь, с которого, если сам не захочешь...
У нас всех есть один якорь, с которого, если сам не захочешь, никогда не сорвёшься: чувство долга.
У нас всех есть один якорь, с которого, если сам не захочешь, никогда не сорвёшься: чувство долга.
Блистательный мне был обещан день,
И без плаща я свой покинул дом.
Но облаков меня догнала тень,
Настигла буря с градом и дождём.
Пускай потом, пробившись из-за туч,
Коснулся нежно моего чела,
Избитого дождём, твой кроткий луч. —
Ты исцелить мне раны не могла.
Меня не радует твоя печаль,
Раскаянье твоё не веселит.
Сочувствие обидчика едва ль
Залечит язвы жгучие обид.
Но слёз твоих, жемчужных слёз ручьи
Как ливень, смыли все грехи твои.
Большинство людей сердятся из-за обид, которые они сами сочинили, придавая глубокий смысл пустякам или давая волю ложным подозрениям.
Ну хоть пять минут в сутки подумайте о себе плохо. Когда о тебе плохо думают — это одно... Но сам о себе пять минут в день... Это как тридцать минут бега.
Всё зависит в этом доме оном
От тебя от самого:
Хочешь — можешь стать Будённым,
Хочешь — лошадью его!
Кто обладает крупными личными достоинствами, тот, постоянно наблюдая свою нацию, прежде всего подметит её недостатки. Но убогий человек, не имеющий ничего, чем он мог бы гордиться, хватается за единственно возможное и гордится нацией, к которой он принадлежит; он готов с чувством умиления защищать все её недостатки и глупости.
Мы смехом брань их уничтожим,
Нас клеветы не разлучат:
Мы будем счастливы, как можем,
Они пусть будут как хотят!
Две вещи наполняют душу постоянно новым и возрастающим удивлением и благоговением и тем больше, чем чаще и внимательнее занимается ими размышление: звёздное небо надо мной и нравственный закон во мне. То и другое, как бы покрытые мраком или бездною, находящиеся вне моего горизонта, я не должен исследовать, а только предполагать; я вижу их перед собой и непосредственно связываю их с сознанием своего существования.
Если бы змей был запретным, Адам и его бы съел.
Обожание не выносит близкого расстояния, так как при личном общении с обожаемым объектом обожание тает, как масло на солнце.