Склероз нельзя вылечить, но о нём можно забыть...
Склероз нельзя вылечить, но о нём можно забыть.
Склероз нельзя вылечить, но о нём можно забыть.
Если бы Бог назначил женщину быть госпожой мужчины, он сотворил бы её из головы, если бы — рабой, то сотворил бы из ноги; но так как он назначил ей быть подругой и равной мужчине, то сотворил из ребра.
Ну, это совершенно невыносимо!
Весь как есть искусан злобой.
Злюсь не так, как могли бы вы:
как собака лицо луны гололобой —
взял бы и всё обвыл.
Нервы, должно быть...
Выйду,
погуляю.
И на улице не успокоился ни на ком я.
Какая-то прокричала про добрый вечер.
Надо ответить:
она — знакомая.
Хочу.
Чувствую —
не могу по-человечьи.
Что это за безобразие?
Сплю я, что ли?
Ощупал себя:
такой же, как был,
лицо такое же, к какому привык.
Тронул губу,
а у меня из-под губы —
клык.
Скорее закрыл лицо, как будто сморкаюсь.
Бросился к дому, шаги удвоив.
Бережно огибаю полицейский пост,
вдруг оглушительное:
«Городовой!
Хвост!»
Провёл рукой и — остолбенел!
Этого-то,
всяких клыков почище,
я не заметил в бешеном скаче:
у меня из-под пиджака
развеерился хвостище
и вьётся сзади,
большой, собачий.
Что теперь?
Один заорал, толпу растя.
Второму прибавился третий, четвёртый.
Смяли старушонку.
Она, крестясь, что-то кричала про чёрта.
И когда, ощетинив в лицо усища-веники,
толпа навалилась,
огромная,
злая,
я стал на четвереньки
и залаял:
Гав! гав! гав!
Наши воспоминания — как дом, в который всегда можно вернуться.
Картина — стих, только без слов.
Час работы научит больше, чем день объяснения.
Женщина побеждает, неожиданно сдаваясь.
Как мы можем знать, что такое смерть, когда мы не знаем ещё, что такое жизнь?
Баба с возу — кобыла в курсе.
Прожив полвека день за днём
И поумнев со дня рождения,
Теперь я лёгок на подъём
Лишь для совместного падения.
Газета — неиссякаемый источник кульков для семечек.