— Фаина, — спрашивала её старая подруга, — как ты считаешь, медицина делает успехи?
— А как же. В молодости у врача мне каждый раз приходилось раздеваться, а теперь достаточно язык показать.
Оправившись от инфаркта, Раневская заключила:
— Если больной очень хочет жить, врачи бессильны.
Склероз нельзя вылечить, но о нём можно забыть.
Итак, здоров — и тут врачи бессильны!..
— Ну что ж, пульс нормальный, — говорит врач.
— Доктор, возьмите мою левую руку: правая — протез.
— Кем была ваша мать до замужества? — спросил у Раневской настырный интервьюер.
— У меня не было матери до её замужества, — пресекла Фаина Георгиевна дальнейшие вопросы.
Студент мединститута спрашивает у больного: «У вашей матери, кроме вас, выкидыши были?»
Фаина Раневская была на свадьбе друзей. Когда на плечо жениху нагадил голубь, сказала:
— Вот молодожёны, голубь символ того, что свобода ваша улетела и на прощание нагадила.
Соседка, вдова моссоветовского начальника, меняла румынскую мебель на югославскую, югославскую на финскую, нервничала. Руководила грузчиками... И умерла в 50 лет на мебельном гарнитуре. Девчонка!
Раневская, как и очень многие женщины, абсолютно не разбиралась в физике, и однажды вдруг заинтересовалась, почему железные корабли не тонут.
— Как же это так? — допытывалась она у одной своей знакомой, инженера по профессии. — Железо ведь тяжелее воды, отчего же тогда корабли из железа не тонут?
— Тут всё очень просто, — ответила та. — Вы ведь учили физику в школе?
— Не помню.
— Ну, хорошо, был в древности такой учёный по имени Архимед. Он открыл закон, по которому на тело, погружённое в воду, действует выталкивающая сила, равная весу вытесненной воды...
— Не понимаю, — развела руками Фаина Георгиевна.
— Ну вот, к примеру, вы садитесь в наполненную до краёв ванну, что происходит? Вода вытесняется и льётся на пол... Отчего она льётся?
— Оттого, что у меня большая ж*па! — догадалась Раневская, начиная постигать закон Архимеда.
Я провинциальная актриса. Где я только ни служила! Только в городе Вездесранске не служила!..
— Сколько раз краснеет в жизни женщина?
— Четыре раза: в первую брачную ночь, когда первый раз изменяет мужу, когда первый раз берёт деньги, когда первый раз даёт деньги.
— А мужчина?
— Два раза: первый раз — когда не может второй, второй — когда не может первый.
Захожу вчера к врачу, тот смотрит в мою карточку:
— Всё, хана, полная жопа! (Перелистывая страницу) Ну капец, а ведь ещё не такой и старый!
Я сильно испугавшись, спрашиваю:
— Что такое, доктор?
— Да блин, без очков вообще ничего не вижу уже!
Глядя на прореху в своей юбке: «Напора красоты не может сдержать ничто!»
Тот, кто, обращаясь к старому, способен открывать новое, достоин быть учителем.
В восемнадцать лет мужчина обожает, в двадцать любит, в тридцать желает обладать, в сорок размышляет.
Мои слова, я думаю, умрут,
и время улыбнётся, торжествуя,
сопроводив мой безотрадный труд
в соседнюю природу неживую.
В былом, в грядущем, в тайнах бытия,
в пространстве том, где рыщут астронавты,
в морях бескрайних — в целом мире я
не вижу для себя уж лестной правды.
Поэта долг — пытаться единить
края разрыва меж душой и телом.
Талант — игла. И только голос — нить.
И только смерть всему шитью — пределом.
В гостях хорошо, а дома лучше.
Ты должен всегда помнить, что путь — это только путь. Если ты чувствуешь, что тебе не следовало бы идти по нему, покинь его.
Я была вчера в театре. Актёры играли так плохо, особенно Дездемона, что когда Отелло душил её, то публика очень долго аплодировала.
В простосердечии невежды
Короче знать Вас я желал,
Но эти сладкие надежды
Теперь я вовсе потерял.
Без Вас — хочу сказать вам много,
При Вас — я слушать Вас хочу:
Но молча Вы глядите строго,
И я, в смущении, молчу!
Что делать? — речью безыскусной
Ваш ум занять мне не дано...
Всё это было бы смешно,
Когда бы не было так грустно.
Век живи — век учись.
Мы часто повторяем, что о человеке судят по его делам, но забываем иногда, что слово тоже поступок. Речь человека — зеркало его самого. Всё фальшивое и лживое, пошлое и вульгарное, как бы мы ни пытались скрыть это от других, вся пустота, чёрствость или грубость прорываются в речи с такой же силой и очевидностью, с какой проявляются искренность и благородство, глубина и тонкость мыслей и чувств.
Природа не имеет органов речи, но создаёт языки и сердца, при посредстве которых говорит и чувствует.
