Я могу смотреть на тебя часами...

Всячески избегайте приписывать себе статус жертвы. Из всех частей тела наиболее бдительно следите за вашим указательным пальцем, ибо он жаждет обличать. Указующий перст есть признак жертвы — в противоположность поднятым в знаке Victoria среднему и указательному пальцам, он является синонимом капитуляции.

Каким бы отвратительным ни было ваше положение, старайтесь не винить в этом внешние силы: историю, государство, начальство, расу, родителей, фазу луны, детство, несвоевременную высадку на горшок и т. д. Меню обширное и скучное, и сами его обширность и скука достаточно оскорбительны, чтобы восстановить разум против пользования им. В момент, когда вы возлагаете вину на что-то, вы подрываете собственную решимость что-нибудь изменить; можно даже утверждать, что жаждущий обличения перст мечется так неистово, потому что эта решимость не была достаточно твёрдой.

В конце концов, статус жертвы не лишён своей привлекательности. Он вызывает сочувствие, наделяет отличием, и целые страны и континенты нежатся в сумраке ментальных скидок, преподносимых как сознание жертвы. Существует целая культура жертвы, простирающаяся от личных адвокатов до международных займов. Невзирая на заявленную цель этой системы, чистый результат её деятельности — заведомое снижение ожиданий, когда жалкое преимущество воспринимается или провозглашается крупным достижением.

Конечно, это терапевтично и, учитывая скудость мировых ресурсов, возможно, даже гигиенично, так что за неимением лучшего материала можно удовольствоваться таким — но старайтесь этому сопротивляться. Какой бы исчерпывающей и неопровержимой ни была очевидность вашего проигрыша, отрицайте его, покуда ваш рассудок при вас, покуда ваши губы могут произносить «нет».

Вообще, старайтесь уважать жизнь не только за её прелести, но и за её трудности. Они составляют часть игры, и хорошо в них то, что они не являются обманом. Всякий раз, когда вы в отчаянии или на грани отчаяния, когда у вас неприятности или затруднения, помните: это жизнь говорит с вами на единственном хорошо ей известном языке. Иными словами, старайтесь быть немного мазохистами: без привкуса мазохизма смысл жизни неполон.

Если это вам как-то поможет, старайтесь помнить, что человеческое достоинство — понятие абсолютное, а не разменное; что оно несовместимо с особыми просьбами, что оно держится на отрицании очевидного. Если вы найдёте этот довод несколько опрометчивым, подумайте по крайней мере, что, считая себя жертвой, вы лишь увеличиваете вакуум безответственности, который так любят заполнять демоны и демагоги, ибо парализованная воля — не радость для ангелов.

Иосиф Бродский

Бедный человек не тот, у которого нет ни гроша в кармане, а тот, у которого нет мечты.

Сократ

— Фуфа, почему ты всегда подходишь к окну, когда я начинаю петь?
— Я не хочу, чтобы соседи подумали, будто я бью тебя!

Фаина Раневская

Не надо смешивать смелость с наглостью и грубостью: нет ничего более несходного и по своему источнику, и по результату.

Жан-Жак Руссо

Всякий раз, когда чего-нибудь очень хочется сделать, остановись и подумай: хорошо ли то, чего тебе так очень хочется.

Лев Толстой

Нет такой глупости, которую нельзя было бы исправить при помощи ума, и нет такой мудрости, которую нельзя было бы испортить при помощи глупости.

Иоганн Вольфганг Гёте

Нет времени — так коротка жизнь — на склоки, извинения, желчь и призвания к ответу. Есть только время, чтобы любить, да и на это, так сказать, есть лишь мгновение.

Марк Твен

Ты, познавший тоску подорожника, — быть на всех путях везде при дороге, но никогда не знать, на пути ли ты, — вот голубую звезду василька даю тебе, пусть она ведёт тебя. Голубые звёзды васильков цветут на золоте ржаных полей. Но ты, пришедший, какие поля засеял ты? Не проходи мимо полей, тоскующих по любви, засей их золотом свободных устремлений. Возьми колос, в нём ты найдёшь зёрна для посева. Пусть на каждое зерно, тобой посеянное, вырастет новый Светлый Град, а они все — Один. Бесплодны поля не орошённые... Пусть же алая гвоздика расцветёт у тебя на груди. Иди. На пути Я встречу тебя.

Николай Рерих

Патриотизм — чувство безнравственное потому, что, вместо признания себя сыном Бога, как учит нас христианство, или хотя бы свободным человеком, руководящимся своим разумом, — всякий человек, под влиянием патриотизма, признаёт себя сыном своего отечества, рабом своего правительства и совершает поступки, противные своему разуму и своей совести.

Лев Толстой

Дорогая, я вышел сегодня из дому поздно вечером
подышать свежим воздухом, веющим с океана.
Закат догорал в партере китайским веером,
и туча клубилась, как крышка концертного фортепьяно.

Четверть века назад ты питала пристрастье к люля и к финикам,
рисовала тушью в блокноте, немножко пела,
развлекалась со мной; но потом сошлась с инженером-химиком
и, судя по письмам, чудовищно поглупела.

Теперь тебя видят в церквях в провинции и в метрополии
на панихидах по общим друзьям, идущих теперь сплошною
чередой; и я рад, что на свете есть расстоянья более
немыслимые, чем между тобой и мною.

Не пойми меня дурно. С твоим голосом, телом, именем
ничего уже больше не связано; никто их не уничтожил,
но забыть одну жизнь — человеку нужна, как минимум,
ещё одна жизнь. И я эту долю прожил.

Повезло и тебе: где ещё, кроме разве что фотографии,
ты пребудешь всегда без морщин, молода, весела, глумлива?
Ибо время, столкнувшись с памятью, узнает о своём бесправии.
Я курю в темноте и вдыхаю гнильё отлива.

Иосиф Бродский

Пользуйся хорошим настроением, ибо оно приходит так редко.

Иоганн Вольфганг Гёте

Коль ты сегодня выпить волен — будь доволен.
Ласкаешь ту, которой болен — будь доволен.
Теперь представь на миг, что нет тебя,
Но ты ведь есть, и этим будь доволен.

Омар Хайям

Миллионы людей решили избегать чувствительности. Они стали толстокожими, и только для того, чтобы защититься, чтобы никто не мог причинить им боль. Но цена очень велика. Никто не может причинить им боли, но никто не может и сделать их счастливыми.

Ошо

Надо быть, как лампа, закрытым от внешних влияний ветра, насекомых, и при этом чистым, прозрачным и жарко горящим.

Лев Толстой

Русские варвары врывались в среднеазиатские кишлаки, аулы и стойбища, оставляя после себя лишь библиотеки, театры и города.

Михаил Задорнов