Лучше подвергаться несправедливости, чем самим совершать её...
Лучше подвергаться несправедливости, чем самим совершать её.
Лучше подвергаться несправедливости, чем самим совершать её.
Юность жаждет того и сего,
Юности нужен весь мир навек,
А зрелости нужен больше всего
Один-единственный человек...
Раневская попросила прикурить:
— Обслужите даме рот!
Порицание со стороны дурных людей — та же похвала.
Приходит старенькая бабушка к врачу:
— Доктор, очень нога болит.
— Ну, что вы хотите, всё-таки 80 лет.
— Так ведь другой ноге тоже 80 лет, а она не болит.
Все мы люди, да не все человеки.
Если б мне всё могущество было дано —
Я бы небо такое низринул давно.
И воздвиг бы другое, разумное небо,
Чтобы только достойных любило оно!
Ну вот! великая беда,
Что выпьет лишнее мужчина!
Ученье — вот чума, учёность — вот причина,
Что нынче пуще, чем когда,
Безумных развелось людей, и дел, и мнений.
Лишь заканчивая писать задуманное сочинение, мы уясняем себе, с чего нам следовало его начать.
Любовь всех раньше станет смертным прахом,
Смирится гордость, и умолкнет лесть.
Отчаянье, приправленное страхом,
Почти что невозможно перенесть.
Человек не должен позволять себе делать предметом разговора то, что как бы намекает на исключительность его существования.
Скажите, зачем великой моей стране, изгнавшей Гитлера со всей его техникой, понадобилось пройти всеми танками по грудной клетке одной больной старухи?
Кто к минувшему глух
и к грядущему прост,
устремляет свой слух
в преждевременный рост.
Как земля, как вода
под небесною мглой,
в каждом чувстве всегда
сила жизни с иглой.
И невольным объят
страхом, вздрогнет, как мышь,
тот, в кого ты свой взгляд устремишь,
из угла устремишь.
Засвети же свечу
на краю темноты.
Я увидеть хочу
то, что чувствуешь ты.
В этом доме ночном,
где скрывает окно,
словно скатерть с пятном,
темноты полотно.
Ставь на скатерть стакан,
чтоб он вдруг не упал,
чтоб сквозь стол-истукан,
словно соль проступал,
незаметный в окне,
ослепительный путь —
будто льётся вино
и вздымается грудь.
Ветер, ветер пришёл,
шелестит у окна,
укрывается стол
за квадрат полотна,
и трепещут цветы
у него позади,
на краю темноты,
словно сердце в груди.
И чернильная тьма
наступает опять,
как движенье ума
отметается вспять,
и сиянье звезды
на латуни осей
глушит звуки езды
на дистанции всей.
Жизнь говорящего имеет больше значения, чем любая речь.
Нет женщины, которая хотя бы во сне не изменила мужу.