Поклонница просит домашний телефон Раневской. Она:
— Дорогая, откуда я его знаю? Я же сама себе никогда не звоню!
В купе вагона назойливая попутчица пытается разговорить Раневскую.
— Позвольте же Вам представиться. Я — Смирнова.
— А я — нет.
Как-то Раневская, сняв телефонную трубку, услышала сильно надоевший ей голос кого-то из поклонников и заявила:
— Извините, не могу продолжать разговор. Я говорю из автомата, а здесь большая очередь.
Старость — это время, когда свечи на именинном пироге обходятся дороже самого пирога, а половина мочи идёт на анализы.
Что за мир? Сколько идиотов вокруг, как весело от них!
Я — выкидыш Станиславского!
В силу ряда причин я не могу сейчас ответить Вам словами, какие употребляете Вы. Но я искренне надеюсь, что когда Вы вернётесь домой, Ваша мать выскочит из подворотни и как следует Вас искусает.
Оправившись от инфаркта, Раневская заключила:
— Если больной очень хочет жить, врачи бессильны.
Мой друг Борух Фарбер, фотограф, говорил:
— Девушки, когда фотографируетесь, надо говорить «сыр», а не «утюг»!
— Фаина Георгиевна, на что похожа женщина, если её поставить вверх ногами?
— На копилку.
— А мужчина?
— На вешалку.
Соседка, вдова моссоветовского начальника, меняла румынскую мебель на югославскую, югославскую на финскую, нервничала. Руководила грузчиками... И умерла в 50 лет на мебельном гарнитуре. Девчонка!
Проклятый девятнадцатый век, проклятое воспитание: не могу стоять, когда мужчины сидят.
— Когда я выйду на пенсию, то абсолютно ничего не буду делать. Первые месяцы просто буду сидеть в кресле-качалке.
— А потом?
— А потом начну раскачиваться.
Юноша с девушкой сидят на лавочке. Юноша очень стеснительный. Девушке хочется, чтобы он её поцеловал, и она говорит:
— Ой, у меня щёчка болит.
Юноша целует её в щёчку:
— Ну как, теперь болит?
— Нет, не болит.
Через некоторое время:
— Ой, у меня шейка болит.
Он её чмок в шейку:
— Ну как, болит?
— Нет, не болит.
Рядом сидит Раневская и спрашивает:
— Молодой человек, вы от геморроя не лечите?!
Они хотели похоронить нас, но они не знали, что мы — семена.
Какая странность: я себя люблю, а меня никто не любит.
Я как яйца: участвую, но не вхожу.
У профессиональных игроков
Любая масть ложится перед червой.
Так век двадцатый — лучший из веков —
Как шлюха упадёт под двадцать первый.
Я думаю, учёные наврали,
Прокол у них в теории, парез:
Развитие идёт не по спирали,
А вкривь и вкось, вразнос, наперерез.
На один гвоздь всего не вешают.
В двадцать лет у вас лицо, которое дала вам природа; в тридцать лет у вас лицо, которое вылепила вам жизнь; а в пятьдесят у вас лицо, которого вы заслуживаете.
Не расстраивайтесь по поводу людей или ситуаций, они бессильны без вашей реакции.
— Дяденька, осторожно, лестница скользкая!
— Не учи меня, сопляк-ляк-ляк-ляк...
Запретных вещей нет, есть вещи нерекомендованные.
Об камень я зашиб кувшин мой обливной —
Как друга оскорбил, настолько был хмельной!
И вздрогнула душа на тихий стон кувшина:
«А я таким же был... Ты тоже станешь мной».
Добродетель женщин происходит часто от скупости их любовников.
Я люблю животных за их природную чистоту и искренность. Они не судят тебя, не рассуждают, они просто хотят быть твоими друзьями, или, по крайней мере, не скрывают своих намерений.
Некоторые выглядят храбрыми, потому что боятся убежать.
