Только полный идиот будет спорить с женщиной и призывать её к логике...
Только полный идиот будет спорить с женщиной и призывать её к логике.
Только полный идиот будет спорить с женщиной и призывать её к логике.
Помни о том, что иногда невозможность получить то, чего хочешь — это невероятное везение.
Быть высоконравственным и значит быть свободным душой. Постоянно гневающийся на кого-нибудь, беспрестанно боящийся чего-нибудь и всецело предающийся страстям не может быть свободен душой. Кто не может сосредоточиться в себе или увлекается чем-нибудь, тот видя не увидит, слыша не услышит, вкушая не различит вкуса.
Лучшее знание — сердце.
Я больше голой Вас не представляю...
Я не понимаю, как без веры и надежды можно что-либо вообще делать — хотя бы и гвозди забивать.
Даром — за амбаром.
Женщина, которая экономит на себе, вызывает у мужчин единственное желание — сэкономить на ней!
Мир достаточно велик, чтобы удовлетворить нужды любого человека, но слишком мал, чтобы удовлетворить людскую жадность.
Если ты любишь что-то — отпусти. Если оно твоё — оно вернётся.
От желчи мир изнемогает,
Планета печенью больна:
Говно говно говном ругает,
Не вылезая из говна.
Зеркало — это средство коммуникации с умным человеком.
Свобода не интересна и не нужна восставшим массам, они не могут вынести бремени свободы.
Однажды во дворе на Моховой
стоял я, сжав растерзанный букетик,
сужались этажи над головой,
и дом, как увеличенный штакетник,
меня брал в окруженье (заодно —
фортификаций требующий ящик
и столик свежевыкрашенный, но
тоскующий по грохоту костяшек).
Был август, месяц ласточек и крыш,
вселяющий виденья в коридоры,
из форточек выглядывал камыш,
за стёклами краснели помидоры.
И вечер, не заглядывавший вниз,
просвечивал прозрачные волокна
и ржавый возвеличивал карниз,
смеркалось, и распахивались окна.
Был вечер, и парадное уже
как клумба потемневшая разбухло.
Тут и узрел я: в третьем этаже
маячила пластмассовая кукла.
Она была, увы, расчленена,
безжизненна, и (плачь, антибиотик)
конечности свисали из окна,
и сумерки приветствовал животик.
Малыш, рассвирепевший, словно лев,
ей ножки повыдёргивал из чресел.
Но клею, так сказать, не пожалев,
папаша её склеил и повесил
сушиться, чтоб бедняжку привести
в порядок. И отшлёпать забияку.
И не предполагал он потрясти
слонявшегося в сумерки зеваку.
Он скромен. Океаны переплыв
в одном (да это слыхано ли?) месте
(плачь, Амундсен с Папаниным), открыв
два полюса испорченности вместе.
Что стоит пребывание на льду
и самая отважная корзина
ракеты с дирижаблями — в виду
откупоренной банки казеина!
Не стыдно и не вредно не знать. Всего знать никто не может, а стыдно и вредно притворяться, что знаешь, чего не знаешь.