Взялся за грудь, говори, что-нибудь...
Взялся за грудь, говори, что-нибудь.
Взялся за грудь, говори, что-нибудь.
Забудут? — вот чем удивили!
Меня забывали сто раз,
Сто раз я лежала в могиле,
Где, может быть, я и сейчас.
А Муза и глохла и слепла,
В земле истлевала зерном,
Чтоб после, как Феникс из пепла,
В эфире восстать голубом.
Прощалась капля с морем — вся в слезах!
Смеялось вольно море — всё в лучах!
«Взлетай на небо, упадай на землю —
Конец один: опять в моих волнах».
Если вы страдаете от несправедливости нехорошего человека — простите его, а то будет два нехороших человека.
Пируйте же, пока ещё мы тут!
Увы, наш круг час от часу редеет;
Кто в гробе спит, кто, дальный, сиротеет;
Судьба глядит, мы вянем; дни бегут;
Невидимо склоняясь и хладея,
Мы близимся к началу своему...
Кому ж из нас под старость день лицея
Торжествовать придётся одному?
Несчастный друг! средь новых поколений
Докучный гость и лишний, и чужой,
Он вспомнит нас и дни соединений,
Закрыв глаза дрожащею рукой...
Пускай же он с отрадой хоть печальной
Тогда сей день за чашей проведёт,
Как ныне я, затворник ваш опальный,
Его провёл без горя и забот.
А в общем, Ваня, мы с тобой в Париже
Нужны, как в русской бане лыжи!
Одно неловкое движение, и вы отец.
Первую тысячу лет будет тяжело, потом привыкнешь.
Но сущий вздор, что я живу грустя.
И что меня воспоминанье точит.
Не часто я у памяти в гостях,
Да и она всегда меня морочит.
Служенье муз не терпит суеты;
Прекрасное должно быть величаво:
Но юность нам советует лукаво,
И шумные нас радуют мечты...