Встать спиной к спине, в шахматном порядке, по диагонали...
Встать спиной к спине, в шахматном порядке, по диагонали.
Встать спиной к спине, в шахматном порядке, по диагонали.
Пусть порицают тебя за молчание — не бранили бы только за говорливость.
Все мои бессонные ночи
Я вложила в тихое слово
И сказала его — напрасно.
Отошёл ты, и стало снова
На душе и пусто и ясно.
Чем больше окружающие знают, что из себя вы представляете и что от вас следует ожидать, тем сильнее это ограничивает вашу свободу.
Каждого человека можно выслушать, но не с каждым стоит разговаривать.
Слова не значат для вас ничего, если вы не выстрадали сами того, что слова эти пытаются выразить.
У всех влюблённых, как у сумасшедших,
Кипят мозги: воображенье их
Всегда сильней холодного рассудка.
Счастливая жизнь должна быть в значительной степени тихой жизнью, ибо истинная радость может существовать лишь в атмосфере тишины.
Прошлое кивнуло, улыбнулось и зашагало дальше, в будущее.
Жизнь коротка, и поэтому не следует терять времени, нужно наслаждаться ею.
Только в день рожденья узнаешь, сколько в мире ненужных вещей.
До того, как судьба тебя схватит за пояс —
Лучше эту судьбу самому ухватить.
Свобода — это следование голосу сердца. Верить в себя, в свой путь и не изменять общечеловеческим ценностям. Свобода заканчивается тогда, когда ты начинаешь жить как все. Да, так легче, но безлико и неинтересно. А вот следовать голосу сердца, никому не объяснять свой выбор и при этом делиться добрым и светлым с окружающим миром — что может быть прекраснее?
Человечество могло бы достигнуть невероятных успехов, если бы оно было более трезвым.
Человек — это то, что мы о нём помним. Его жизнь в конечном счёте сводится к пёстрому узору чьих-то воспоминаний. С его смертью узор выцветает, и остаются разрозненные фрагменты. Осколки или, если угодно, фотоснимки. И на них его невыносимый смех, его невыносимые улыбки. Невыносимые, потому что они одномерны. Мне ли этого не знать, — ведь я сын фотографа. И я могу зайти ещё дальше, допустив связь между фотографированием и сочинением стихов, поскольку снимки и тексты видятся мне чёрно-белыми. И поскольку сочинение и есть фиксирование. И всё же можно притвориться, что восприятие заходит дальше обратной, белой стороны снимка. А ещё, когда понимаешь, до какой степени чужая жизнь — заложница твоей памяти, хочется отпрянуть от оскаленной пасти прошедшего времени.
Как говорил Генеральный прокурор СССР: «Главное, в ходе следственных действий не выйти на самих себя…»