Мы не «левые» и не «правые», потому что мы валенки...
Мы не «левые» и не «правые», потому что мы валенки.
Мы не «левые» и не «правые», потому что мы валенки.
Нет ничего более мягкого и гибкого, чем вода, но попробуйте оказать ей сопротивление.
Плохая или хорошая, честная или нет, жизнь сама по себе стоила того, чтобы её прожить.
Люди любят друг друга и в этом всё: это и есть самое невероятное, и самое простое.
Мы есть то, что о себе внушили сами и то, что о нас нам внушили другие.
Мы не любим города, мы любим себя в этих городах.
Бывают люди, похожие на нули: им всегда необходимо, чтобы впереди их были цифры.
Последняя соломинка ломает хребет верблюду.
Расчёт, умеренность и трудолюбие: вот мои три верные карты, вот что утроит, усемерит мой капитал и доставит мне покой и независимость!
Мечта не имеет срока годности.
Разговаривают два еврея:
— Фима, ты когда-нибудь бывал в Жмеринке?
— Никогда.
— Тогда ты должен знать мою старшую сестру Розу. Она там тоже никогда не бывала.
Конец! Всё было только сном.
Нет света в будущем моём.
Где счастье, где очарование?
Дрожу под ветром злой зимы,
Рассвет мой скрыт за тучей тьмы,
Ушли любовь, надежд сияние...
О, если б и воспоминанье!
Думать, что можно построить экономику, которая удовлетворит любые потребности человека, тенденция к чему пронизывает всю западную (e.g. американскую), да и нашу, в вульгарном и буквальном понимании «каждому по потребностям», фантастику — это непозволительная утопия, сродни утопии о вечном двигателе и т. п.
Я брошу всё и войду в твоё положение.
Ритм и рифма отчасти приковывают наше внимание, побуждая нас охотнее следить за повествуемым; отчасти же, благодаря им, в нас возникает слепое, предшествующее всякому суждению согласие с повествуемым.