Тепло ли тебе девица, тепло ли тебе с красного?..
Тепло ли тебе девица, тепло ли тебе с красного?
Тепло ли тебе девица, тепло ли тебе с красного?
Самая страшная отрава даже для очень мудрого и сильного человека — это постоянное восхваление его и его деяний.
Да, легко живёт, наверно, тот,
Кто всерьёз не любит никого.
Тот, кто никому не отдаёт
Ни души, ни сердца своего.
У него — ни дружбы, ни любви,
Ибо втайне безразличны все.
Мчит он, как по гладкому шоссе,
С равнодушным холодком в крови.
И, ничьей бедой не зажжено,
Сердце ровно и спокойно бьётся,
А вот мне так в мире не живётся,
Мне, видать, такого не дано.
Вот расстанусь с другом и тоскую,
Сам пишу и жду, чтоб вспомнил он.
Встречу подлость — бурно протестую,
Ну, буквально лезу на рожон!
Мне плевать на злобную спесивость,
Пусть хоть завтра вздёрнут на суку!
Не могу терпеть несправедливость
И смотреть на подлость не могу!
Видимо, и в прошлом, и теперь
Дал мне бог привязчивое сердце,
И для дружбы я не то что дверцу,
А вовсю распахиваю дверь!
Впрочем, дружба — ладно. Чаще проще:
Где-нибудь на отдыхе порой
Свёл знакомство на прогулке в роще
С доброю компанией живой.
Встретились и раз, и пять, и восемь,
Подружились, мыслями зажглись,
Но уже трубит разлуку осень,
Что поделать? Жизнь — ведь это жизнь!
Люди разлетелись. И друг друга,
Может, и не будут вспоминать.
Только мне разлука — злая вьюга,
Не терплю ни рвать, ни забывать.
А порой, глядишь, и так случится:
В поезде соседи по вагону
Едут. И покуда поезд мчится,
Все в купе успели подружиться
По дорожно-доброму закону.
А закон тот вечно обостряет
Чувства теплоты и доброты.
И уже знаком со всеми ты,
И тебя все превосходно знают.
Поверяют искренно и тихо
Ворох тайн соседям, как друзьям.
И за чаем или кружкой пива
Чуть не душу делят пополам.
И по тем же взбалмошным законам
(Так порой устроен человек) —
Не успели выйти из вагона,
Как друг друга в городских трезвонах
Позабыли чуть ли не на век!
Вот и мне бы жить позабывая,
Сколько раз ведь получал урок!
Я ж, как прежде, к людям прикипаю
И сижу, и глупо ожидаю
Кем-нибудь обещанный звонок.
А любви безжалостные муки?!
Ведь сказать по правде, сколько раз
Лгали мне слова и лгали руки.
Лгали взгляды преданнейших глаз!
Кажется, и понял, и измерил
Много душ и множество дорог,
Всё равно: при лжи не лицемерил
И, подчас, по-идиотски верил
И привыкнуть к лжи никак не мог.
Не хвалю себя и не ругаю,
Только быть другим не научусь.
Всё равно, встречаясь, — доверяю,
Всё равно душою прикипаю
И ужасно трудно расстаюсь!..
Ну, а если б маг или святой
Вдруг сказал мне: — Хочешь превращу
В существо с удачливой душой,
Сытой и бесстрастно-ледяной? —
Я сказал бы тихо:
— Не хочу...
Маленькие люди становятся великими, когда великие переводятся.
Дела управляются их целями; то дело называется великим, у которого великие цели.
Дети всех любят, особенно тех, которые любят и ласкают их.
И мы только в два часа ночи вспомнили, что доктора велят ложиться спать в одиннадцать.
Помните, что не всегда то, что вы хотите, – действительно вам нужно.
Для истины достаточный триумф, когда её принимают немногие, но достойные: быть угодной всем — не её удел.
Страшный суд — страшным судом, но вообще-то человека, прожившего жизнь в России, следовало бы без разговоров помещать в рай.
Где нет взаимности, рождается остуда.
Орёл не ловит мух.
Заря пылала, догорая,
Солдатики шагали в ряд.
Мне мать сказала, умирая:
— Надень мальчишеский наряд.
Вся наша белая дорога
У них, мальчоночков, в горсти.
Девчонке самой легконогой
Всё ж дальше сердца не уйти!
Мать думала, солдаты пели.
И всё, пока не умерла,
Подрагивал конец постели:
Она танцовщицей была!
...И если сердце, разрываясь,
Без лекаря снимает швы, —
Знай, что от сердца — голова есть,
И есть топор — от головы...
— Дорогая, ставьте чайник на огонь и идите быстрей ко мне.
— Простите, на большой огонь ставить?
Без моего согласия никто не может мне навредить.
Мы добиваемся любви других, чтобы иметь лишний повод любить себя.