Радугу, которая держится четверть часа, перестают замечать.
У раздевалки в одесском ресторане тщедушный гражданин робко коснулся руки человека, надевающего пальто:
— Извините меня, — проговорил он. — Вы случайно не Рабинович?
— Нет! — фыркнул тот.
— Понимаете, дело в том, что я Рабинович, а вы сейчас надеваете моё пальто!
О жизни нельзя размышлять, сидя от неё в стороне. Жизнь — это то, что ты делаешь с миром, а мир делает с тобой. Типа как секс. А если ты отходишь в сторону и начинаешь про это думать, исчезает сам предмет размышлений. На месте жизни остаётся пустота. Вот поэтому все эти созерцатели, которые у стены на жопе сидят, про пустоту и говорят. У них просто жизнь иссякла — а они считают, что всё про неё поняли. Про жизнь бесполезно думать. Жизнь можно только жить.
То пятое время года,
Только его славословь.
Дыши последней свободой,
Оттого, что это — любовь.
Высоко небо взлетело,
Легки очертанья вещей,
И уже не празднует тело
Годовщину грусти своей.
Счастье — это когда тебе ничего не нужно в данный момент, кроме того, что уже есть.
Дурака учить — что мёртвого лечить.
В комнате стояло трое: он, она и у него!
Только в грёзы нельзя насовсем убежать:
Краткий век у забав — столько боли вокруг!
Попытайся ладони у мёртвых разжать
И оружье принять из натруженных рук.
Взглянув когда-нибудь на тайный сей листок,
Исписанный когда-то мною,
На время улети в лицейский уголок
Всесильной, сладостной мечтою.
Ты вспомни быстрые минуты первых дней,
Неволю мирную, шесть лет соединенья,
Печали, радости, мечты души твоей,
Размолвки дружества и сладость примиренья, —
Что было и не будет вновь...
И с тихими тоски слезами
Ты вспомни первую любовь.
Мой друг, она прошла... но с первыми друзьями
Не резвою мечтой союз свой заключён;
Пред грозным временем, пред грозными судьбами,
О, милый, вечен он!
Мы им обещаем-обещаем, обещаем-обещаем, а им всё мало!
Он добавил картошки, соли и поставил аквариум на огонь.
