У них были такие давние, такие сложившиеся, такие испытанные...
У них были такие давние, такие сложившиеся, такие испытанные отношения, что не было никакой необходимости омрачать эту дружбу общением.
У них были такие давние, такие сложившиеся, такие испытанные отношения, что не было никакой необходимости омрачать эту дружбу общением.
Науку познаёшь с помощью слов, искусство — с помощью практики, а отчуждённость познаётся в компании.
Ведь жила Россия своим умом тысячу лет, и неплохо выходило, достаточно на карту мира посмотреть.
Если вы любите, а вас нет — отпустите. Если вас любят, а вы нет — оцените и присмотритесь. Если любовь взаимна — боритесь.
Не во всякой игре тузы выигрывают.
Опыт — это то, что мы получаем вместо того, что хотели...
Ну, это совершенно невыносимо!
Весь как есть искусан злобой.
Злюсь не так, как могли бы вы:
как собака лицо луны гололобой —
взял бы и всё обвыл.
Нервы, должно быть...
Выйду,
погуляю.
И на улице не успокоился ни на ком я.
Какая-то прокричала про добрый вечер.
Надо ответить:
она — знакомая.
Хочу.
Чувствую —
не могу по-человечьи.
Что это за безобразие?
Сплю я, что ли?
Ощупал себя:
такой же, как был,
лицо такое же, к какому привык.
Тронул губу,
а у меня из-под губы —
клык.
Скорее закрыл лицо, как будто сморкаюсь.
Бросился к дому, шаги удвоив.
Бережно огибаю полицейский пост,
вдруг оглушительное:
«Городовой!
Хвост!»
Провёл рукой и — остолбенел!
Этого-то,
всяких клыков почище,
я не заметил в бешеном скаче:
у меня из-под пиджака
развеерился хвостище
и вьётся сзади,
большой, собачий.
Что теперь?
Один заорал, толпу растя.
Второму прибавился третий, четвёртый.
Смяли старушонку.
Она, крестясь, что-то кричала про чёрта.
И когда, ощетинив в лицо усища-веники,
толпа навалилась,
огромная,
злая,
я стал на четвереньки
и залаял:
Гав! гав! гав!
Охваченный любовью, человек зарождает настоящую полноту жизни в контакте с другим человеком, в нём высвобождается его творческая сила, так дело всей жизни, вся внутренняя плодотворность и красота могут брать своё начало только из этого контакта, ибо это именно то, что для каждого человека означает «всё» — момент связи с недостижимой подлинностью вещей. Она — средство, при помощи которого с ним говорит сама жизнь, которая неожиданно становится чудесной, яркой, как будто она говорит на языке ангела, милостью которого она находит необходимые именно для него слова.
От жизни той, что бушевала здесь,
От крови той, что здесь рекой лилась,
Что уцелело, что дошло до нас?
Два-три кургана, видимых поднесь...
Да два-три дуба выросли на них,
Раскинувшись и широко и смело.
Красуются, шумят, — и нет им дела,
Чей прах, чью память роют корни их.
Природа знать не знает о былом,
Ей чужды наши призрачные годы,
И перед ней мы смутно сознаём
Себя самих — лишь грёзою природы.
Поочерёдно всех своих детей,
Свершающих свой подвиг бесполезный,
Она равно приветствует своей
Всепоглощающей и миротворной бездной.
Очень опасно встретить женщину, которая полностью тебя понимает. Это обычно кончается женитьбой.
Кто ищет истину, держись
У парадокса на краю;
Вот женщины: дают нам жизнь,
А после жить нам не дают.
Иной бесполезен в первом ряду, но во втором — блистает.
О, как опасна, как страшна для нас
Порой слеза из кротких женских глаз!
Оружье слабых, всё ж она грозит:
Для женщины и меч она и щит;
Прерывать думающего человека так же невежливо, как и говорящего.
Если изменить смысл слова человека, то он может попасть в рабство.
Джентльмен — это человек, общаясь с которым, чувствуешь себя джентльменом.