Проснулся я, но начал не с того:
дал на себя проблемам навалиться,
а надо было просто помолиться
и маме с папой подтвердить родство...
И больше, БОЖЕ... больше ничего.
Бога я не гневлю, не корю,
Полагая и это успехом,
Всю дорогу себе говорю:
«Подожди, ты ещё не доехал...»
Безбожно я жил, безбожно,
Беспечен не по стране...
Но, если нет Бога, то кто же,
То кто же так добр ко мне?..
Ловушки, ямы на моём пути —
Их бог расставил и велел идти.
И всё предвидел. И меня оставил.
И судит! Тот, кто не хотел спасти!
Ах, как всё относительно в мире этом!..
Вот студент огорчённо глядит в окно,
На душе у студента темным-темно:
«Запорол» на экзаменах два предмета...
Ну, а кто-то сказал бы ему сейчас:
— Эх, чудила, вот мне бы твои печали!
Я «хвосты» ликвидировал сотни раз,
Вот столкнись ты с предательством милых глаз —
Ты б от двоек сегодня вздыхал едва ли!
Только третий какой-нибудь человек
Улыбнулся бы: — Молодость... Люди, люди!..
Мне бы ваши печали! Любовь навек...
Всё проходит на свете. Растает снег,
И весна на душе ещё снова будет!
Ну, а если все радости за спиной,
Если возраст подует тоскливой стужей
И сидишь ты беспомощный и седой —
Ничего-то уже не бывает хуже!
А в палате больной, посмотрев вокруг,
Усмехнулся бы горестно: — Ну, сказали!
Возраст, возраст... Простите, мой милый друг,
Мне бы все ваши тяготы и печали!
Вот стоять, опираясь на костыли,
Иль валяться годами (уж вы поверьте),
От веселья и радостей всех вдали, —
Это хуже, наверное, даже смерти!
Только те, кого в мире уж больше нет,
Если б дали им слово сейчас, сказали:
— От каких вы там стонете ваших бед?
Вы же дышите, видите белый свет,
Нам бы все ваши горести и печали!
Есть один только вечный пустой предел...
Вы ж привыкли и попросту позабыли,
Что, какой ни достался бы вам удел,
Если каждый ценил бы всё то, что имел,
Как бы вы превосходно на свете жили!
Я, к сожаленью, здесь не посторонний...
Два ангела сидят у меня на плечах: ангел смеха и ангел слёз. И их вечное пререкание — моя жизнь.
Жизнь без испытаний — это не жизнь.
О вы, которые с язвительным упрёком,
Считая мрачное безверие пороком,
Бежите в ужасе того, кто с первых лет
Безумно погасил отрадный сердцу свет;
Смирите гордости жестокой исступленье.
Имеет право он на ваше снисхожденье.
С душою тронутой внемлите брата стон,
Несчастный не злодей, собою страждет он.
Кто в мире усладит души его мученья?
Увы! он первого лишился утешенья!
Настигнет ли его глухих судеб удар,
Отъемлется ли вдруг минутный счастья дар,
В любви ли, в дружестве обнимет он измену
И их почувствует обманчивую цену:
Лишённый всех опор, отпадший веры сын
Уж видит с ужасом, что в свете он один,
И мощная рука к нему с дарами мира
Не простирается из-за пределов мира…
Напрасно в пышности свободной простоты
Природы перед ним открыты красоты;
Напрасно вкруг себя печальный взор он водит:
Ум ищет божества, а сердце не находит.
Несчастия, страстей и немощей сыны,
Мы все на страшный гроб, родясь, осуждены.
Всечасно бренных уз готово разрушенье,
Наш век — неверный день, минутное волненье,
Когда, холодной тьмой объемля грозно нас,
Завесу вечности колеблет смертный час,
Ужасно чувствовать слезы последней муку —
И с миром начинать безвестную разлуку!
Тогда, беседуя с раскованной душой,
О вера, ты стоишь у двери гробовой,
Ты ночь могильную ей тихо освещаешь
И ободрённую с надеждой отпускаешь…
Но, други! пережить ужаснее друзей!
Лишь вера в тишине отрадою своей
Живит унывший дух и сердца ожиданье:
«Настанет! — говорит, — назначено свиданье!»
А он, слепой мудрец! при гробе стонет он,
С отрадой бытия несчастный разлучён,
Надежды сладкого не внемлет он привета,
Подходит к гробу он, взывает… нет ответа.
Видали ль вы его в безмолвных тех местах,
Где кровных и друзей священный тлеет прах?
Видали ль вы его над хладною могилой,
Где нежной Делии таится пепел милый?
К почившим позванный вечерней тишиной,
К кресту приникнул он бесчувственной главой,
В слезах отчаянья, в слезах ожесточенья,
В молчанье ужаса, в безумстве исступленья,
Рыдает — и меж тем под сенью тёмных ив,
У гроба матери колена преклонив,
Там дева юная в печали безмятежной
Возводит к небу взор болезненный и нежный,
Одна, туманною луной озарена,
Как ангел горести является она;
Вздыхает медленно, могилу обнимает —
Всё тихо вкруг неё, а кажется, внимает.
Несчастный на неё в безмолвии глядит,
Качает головой, трепещет и бежит;
Но тайно вслед за ним немая скука бродит.
Во храм ли вышнего с толпой народа входит,
Там умножает он тоску души своей.
При пышном торжестве старинных алтарей,
При гласе пастыря, при сладком хоров пенье,
Тревожится его безверия мученье;
Он бога тайного нигде, нигде не зрит,
С померкшею душой святыне предстоит,
Холодный ко всему и чуждый к умиленью,
С досадой тихому внимает он моленью.
«Счастливцы! — мыслит он, — почто не можно мне
Страстей бунтующих в смиренной тишине,
Забыв о разуме и немощном и строгом,
С одной лишь верою повергнуться пред богом!»
Напрасный сердца крик! нет, нет! не суждено
Ему блаженство знать! безверие одно,
По жизненной стезе во мраке вождь унылый,
Несчастного влечёт до хладных врат могилы,
И что зовёт его в пустыне гробовой —
Кто ведает? но там лишь видит он покой.
Деревья, только ради вас,
И ваших глаз прекрасных ради,
Живу я в мире в первый раз,
На вас и вашу прелесть глядя.
Мне часто думается, — Бог
Свою живую краску кистью
Из сердца моего извлёк
И перенёс на ваши листья.
И если мне близка, как вы,
Какая-то на свете личность,
В ней тоже простота травы,
Листвы и выси непривычность.
В течение всего времени нашего существования в этом мире нам суждено сталкиваться с проблемами. Если в такие моменты мы потеряем надежду и впадём в уныние, мы ослабим свою способность противостоять трудностям. Если же, напротив, мы будем помнить о том, что не нам одним, но всем приходится претерпевать страдания, то такой, более реалистичный, взгляд придаст нам решимости и сил для преодоления трудностей.
Кто мы — куклы на нитках, а кукольник наш — небосвод.
Он в большом балагане своём представленье ведёт.
Он сейчас на ковре бытия нас попрыгать заставит,
А потом в свой сундук одного за другим уберёт.
Взгляни, сынок, на небосвод.
И ты увидишь Бесконечность.
Все звёзды, все Миры создал Всевышний — Бог.
Она всегда была, она уходит в Вечность.
Весь Высший Мир пронизан красотой,
Там всё в неиссякаемой любви, там всё в гармонии.
Ты помнишь? Тонкие миры мы видели с тобой
И наслаждались музыкой любви — Божественной симфонией.
Мы разную играем в жизни роль,
И каждая из этих жизней — повесть.
Не причиняй, сынок, идущим рядом боль,
Все действия твои пусть измеряет совесть.
Не может человек жить только для себя,
В своих желаниях, поступках он всегда на всех влияет.
Мы на земле большой огромная семья,
А путь широк для тех, кто созидает.
Богатство, сытость не имеют смысла на земле.
Ты помни, что единого Отца мы дети.
Пусть отзовётся боль других в твоей душе,
Чтоб равнодушие не выстроило сети.
Но если тайну Бытия ты распознал,
Раздай с любовью золотые зёрна.
Закон вселенной — всё, что ты отдал,
Воздаст тебе Всевышний и восполнит.
Иди сынок и засевай свои поля,
Чтоб всходы были хороши, просей все зёрна.
Закончится земная жизнь, и урожай созреет для тебя.
Ты только сбереги свой ум от тени чёрной.
Тебе даются знаки от Вселенной,
Ты мимо их, сынок, не проходи.
Они в лучах заката, в буре снежной,
Они от света Утренней Звезды.
Свет радуги тебе всегда напомнит
О Мире Высшем, о Божественной любви.
Ты свято в сердце береги и помни,
Того, кто нас ведёт по трудному пути.
Мы в разных царствах эволюцию проходим.
Ты слышишь? Наступает перехода срок.
Огонь Космический к земле уже подходит,
Эпохи новой движется поток.
И по закону Высших сил и Мироздания
Его остановить ничем нельзя.
И только тот вместит его, чьи мысли и желания
Во благо миру, но не для себя.
Прими энергию миров далёких,
В ней суть всей жизни — тайна Бытия.
Полёт твоих идей будет высоким,
И ты поймёшь в чём миссия твоя.
Твори, сынок, добро и сей его по миру,
Дари свой свет живущим на земле.
Любовь и воля приумножат твои силы,
А я молитву сотворю тебе:
«А чтобы жизнь была большой, красивой, полной,
Чтоб стыдно, больно не было в конце пути!
Есть некая черта, черта, что нам дозволено.
Так ты её, сынок, не перейди!»
Бог встречает на том свете каждого умершего и говорит: «Ну, улыбнись, это был розыгрыш, тебя снимала скрытая камера.»
Мальчик жестами объяснил, что его зовут Хуан.
И вчера, и завтра, и послезавтра, и даже позавчера тоже существуют только в этой секунде. Только в тот момент, когда ты о них думаешь. Так что если ты хочешь выбрать свет завтра, а сегодня попрощаться с тьмой, то на самом деле ты просто выбираешь тьму.
Семья заменяет всё. Поэтому, прежде чем её завести, стоит подумать, что тебе важнее: всё или семья.
— Что вы думаете о новом романе миссис М.? — спросили Твена.
— Однажды закрыв эту книгу, её уже просто невозможно открыть.
Я хочу жить без войн. Хочу узнать, что за ночь каким-то образом пушки во всём мире превратились в ржавчину, что бактерии в оболочках бомб стали безвредными, что танки провалились сквозь шоссе и, подобно доисторическим чудовищам, лежат в ямах, заполненных асфальтом. Вот моё желание.
Мода проходит, стиль остаётся.
У неё ощущение, что безразличие его стоит большего, чем страстная влюблённость иных заурядных натур.
Есть только две формы жизни: гниение и горение. Трусливые и жадные изберут первую, мужественные и щедрые — вторую.
Смысла жизни не существует, мне придётся самому создавать его!
Если женщина не красива, то она просто глупа.
