Ничего не повторяется. Повторяемся мы...
Ничего не повторяется. Повторяемся мы.
Ничего не повторяется. Повторяемся мы.
О, как на склоне наших лет
Нежней мы любим и суеверней...
Сияй, сияй, прощальный свет
Любви последней, зари вечерней!
Полнеба обхватила тень,
Лишь там, на западе, бродит сиянье, —
Помедли, помедли, вечерний день,
Продлись, продлись, очарованье.
Пускай скудеет в жилах кровь,
Но в сердце не скудеет нежность…
О ты, последняя любовь!
Ты и блаженство, и безнадежность.
Главная помеха большинства людей — внутренний диалог, это ключ ко всему. Когда человек научится останавливать его, всё становится возможным. Самые невероятные проекты становятся выполнимыми.
Жил Александр Герцевич,
Еврейский музыкант, —
Он Шуберта наверчивал,
Как чистый бриллиант.
И всласть, с утра до вечера,
Заученную вхруст,
Одну сонату вечную
Играл он наизусть...
Что, Александр Герцевич,
На улице темно?
Брось, Александр Сердцевич, —
Чего там? Всё равно!
Пускай там итальяночка,
Покуда снег хрустит,
На узеньких на саночках
За Шубертом летит:
Нам с музыкой — голубою
Не страшно умереть,
А там — вороньей шубою
На вешалке висеть...
Всё, Александр Герцевич,
Заверчено давно,
Брось, Александр Скерцевич,
Чего там! Всё равно!
Болезни отчаянные излечивают и средства только отчаянные.
Человек должен уж очень настрадаться, чтобы написать по-настоящему смешную книгу.
Все мои несчастья живут во мне, и им всё равно, куда я перееду.
Даже под самым пафосным павлиньим хвостом всегда находится обыкновенная куриная жопа.
Презирать суд людей нетрудно, презирать суд собственный — невозможно.
Это он осторожно коснулся
Заколдованной жизни моей.