Талант образуется в тишине...
Талант образуется в тишине, характер — в бурных волнениях света.
Талант образуется в тишине, характер — в бурных волнениях света.
И хотя люди глупы и жестоки, смотрите, какой прекрасный нынче день.
Свобода есть право на неравенство.
Одиночество — это болезнь, очень гордая и на редкость вредная...
И про старуху бывает порнуха!
Не неволь уходить, разбираться во всём не не неволь,
Потому что не жизнь, а другая какая то боль
Приникает к тебе, и уже не слыхать, как проходит весна,
Лишь вершины во тьме непрерывно шумят,
Словно маятник сна.
Толкует о душе твоей молва.
А зеркало души — её деянья.
И заглушает сорная трава
Твоих сладчайших роз благоуханье.
Жизнь пробует и испытывает волю людей на разные лады: то сделает так, чтобы ничего не происходило вообще, то обрушит на тебя всё сразу и одновременно.
В одиночестве одинокий пожирает самого себя, во множестве его пожирают многие. Что ж, выбирай.
И снова, как в милые годы
тоски, чистоты и чудес,
глядится в безвольные воды
румяный редеющий лес.
Простая, как Божье прощенье,
прозрачная ширится даль.
Ах, осень, моё упоенье,
моя золотая печаль!
Свежо, и блестят паутины…
Шурша, вдоль реки прохожу,
сквозь ветви и гроздья рябины
на тихое небо гляжу.
И свод голубеет широкий,
и стаи кочующих птиц —
что робкие детские строки
в пустыне старинных страниц...
Я ждал тебя, я ждал, меня продуло...
Пришёл марток — надевай двое порток.
Каждый человек — алмаз, который может очистить и не очистить себя. В той мере, в которой он очищен, через него светит вечный свет. Стало быть, дело человека — не стараться светить, но стараться очищать себя.
В темноте у окна,
на краю темноты
полоса полотна
задевает цветы.
И, как моль, из угла
устремляется к ней
взгляд, острей, чем игла,
хлорофилла сильней.
Оба вздрогнут — но пусть:
став движеньем одним,
не угроза, а грусть
устремляется к ним,
и от пут забытья
шорох век возвратит:
далеко до шитья
и до роста в кредит.
Страсть — всегда впереди,
где пространство мельчит.
Сзади прялкой в груди
Ариадна стучит.
И в дыру от иглы,
притупив остриё,
льются речки из мглы,
проглотившей её.
Засвети же свечу
или в лампочке свет.
Темнота по плечу
тем, в ком памяти нет,
кто, к минувшему глух
и к грядущему прост,
устремляет свой дух
в преждевременный рост.
Как земля, как вода
под небесною мглой,
в каждом чувстве всегда
сила жизни с иглой.
И, невольным объят
страхом, вздрогнет, как мышь,
тот, в кого ты свой взгляд
из угла устремишь.
Засвети же свечу
на краю темноты.
Я увидеть хочу
то, что чувствуешь ты
в этом доме ночном,
где скрывает окно,
словно скатерть с пятном
темноты, полотно.
Ставь на скатерть стакан,
чтоб он вдруг не упал,
чтоб сквозь стол-истукан,
словно соль, проступал,
незаметный в окно,
ослепительный Путь —
будто льётся вино
и вздымается грудь.
Ветер, ветер пришёл,
шелестит у окна.
Укрывается ствол
за квадрат полотна.
И трепещут цветы
у него позади
на краю темноты,
словно сердце в груди.
Натуральная тьма
наступает опять,
как движенье ума
от метафоры вспять,
и сиянье звезды
на латуни осей
глушит звуки езды
по дистанции всей.
Тот, кто жаден на похвалу — беден заслугами.