Всегда есть что сказать, просто мы боимся реакции на эти слова...
Всегда есть что сказать, просто мы боимся реакции на эти слова.
Всегда есть что сказать, просто мы боимся реакции на эти слова.
«Что ты видишь во взоре моём,
В этом бледно-мерцающем взоре?»
«Я в нём вижу глубокое море
С потонувшим большим кораблём».
Во-первых потому, что много,
И долго, долго вас любил,
Потом страданьем и тревогой
За дни блаженства заплатил;
Потом в раскаяньи бесплодном
Влачил я цепь тяжёлых лет;
И размышлением холодным
Убил последний жизни цвет.
С людьми сближаясь осторожно,
Забыл я шум младых проказ,
Любовь, поэзию, — но вас
Забыть мне было невозможно.
Окроме честности, есть множество отрад:
Ругают здесь, а там благодарят.
Я прозревал, глупея с каждым днём,
Я прозевал домашние интриги.
Не нравился мне век и люди в нём.
Не нравились. И я зарылся в книги.
И ничто души не потревожит,
И ничто её не бросит в дрожь, —
Кто любил, уж тот любить не может,
Кто сгорел, того не подожжёшь.
О, Всевышний, когда я теряю надежду, помоги мне вспомнить, что твоя любовь больше, чем моё разочарование, и Твои планы на мою жизнь лучше, чем мои мечты...
Угощение из зелени, но при любви лучше, нежели откормленный бык, но при нём ненависть.
Бездарные люди — обыкновенно самые требовательные критики; не будучи в состоянии сделать простейшее из возможного и не зная, что как делается, они требуют от других совсем невозможного.
Нет, ничего не изменилось
В природе бедной и простой,
Всё только дивно озарилось
Невыразимой красотой.
Такой и явится, наверно,
Людская немощная плоть,
Когда её из тьмы безмерной
В час судный воззовёт Господь.
Знай, друг мой гордый, друг мой нежный,
С тобою, лишь с тобой одной,
Рыжеволосой, белоснежной
Я стал на миг самим собой.
Ты улыбнулась, дорогая,
И ты не поняла сама,
Как ты сияешь, и какая
Вокруг тебя сгустилась тьма.