Люблю людей и, по наивности, открыто с ними говорю...
Люблю людей и, по наивности,
Открыто с ними говорю.
И жду распахнутой взаимности,
А после горестно курю...
Люблю людей и, по наивности,
Открыто с ними говорю.
И жду распахнутой взаимности,
А после горестно курю...
Всю свою жизнь я проплавала в унитазе стилем баттерфляй.
Устаревают не только ответы, но и вопросы.
Однажды, даже получив пинок, Сократ и это стерпел, а когда кто-то подивился, он ответил: «Если бы меня лягнул осёл, разве стал бы я подавать на него в суд?»
Плывёт в тоске необъяснимой
среди кирпичного надсада
ночной кораблик негасимый
из Александровского сада,
ночной фонарик нелюдимый,
на розу жёлтую похожий,
над головой своих любимых,
у ног прохожих.
Плывёт в тоске необъяснимой
пчелиный ход сомнамбул, пьяниц.
В ночной столице фотоснимок
печально сделал иностранец,
и выезжает на Ордынку
такси с больными седоками,
и мертвецы стоят в обнимку
с особняками.
Плывёт в тоске необъяснимой
певец печальный по столице,
стоит у лавки керосинной
печальный дворник круглолицый,
спешит по улице невзрачной
любовник старый и красивый.
Полночный поезд новобрачный
плывёт в тоске необъяснимой.
Плывёт во мгле замоскворецкой,
плывёт в несчастие случайный,
блуждает выговор еврейский
на жёлтой лестнице печальной,
и от любви до невеселья
под Новый год, под воскресенье,
плывёт красотка записная,
своей тоски не объясняя.
Плывёт в глазах холодный вечер,
дрожат снежинки на вагоне,
морозный ветер, бледный ветер
обтянет красные ладони,
и льётся мёд огней вечерних
и пахнет сладкою халвою,
ночной пирог несёт сочельник
над головою.
Твой Новый год по тёмно-синей
волне средь моря городского
плывёт в тоске необъяснимой,
как будто жизнь начнётся снова,
как будто будет свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнётся вправо,
качнувшись влево.
Здоровье до того перевешивает все остальные блага жизни, что поистине здоровый нищий счастливее больного короля.
Трудно смотреть в замочную скважину, гордо выпрямившись.
Смирение есть последствие перенесения своих желаний из области вещественной в область духовную.
Никакая литература не может своим цинизмом перещеголять действительную жизнь.
Если средства или обстоятельства не позволяют тебе блистать, не старайся скрывать лишений; скорее избери другую крайность: цинизм своей резкостью импонирует суетному мнению света, между тем как мелочные ухищрения тщеславия делают человека смешным и достойным презрения.
Бывает ли в мире любовь сильней
Вот этой вот страсти пылкой?
Он всею душой был привязан к ней
И счастлив был с нею, и только с ней,
С любимой своей бутылкой...