Давно уже две жизни я живу, одной — внутри себя, другой — наружно...
Давно уже две жизни я живу,
Одной — внутри себя, другой — наружно;
Какую я реальной назову?
Не знаю, мне порой в обеих чуждо.
Давно уже две жизни я живу,
Одной — внутри себя, другой — наружно;
Какую я реальной назову?
Не знаю, мне порой в обеих чуждо.
Если вы заботитесь о своём пищеварении, мой добрый совет — не говорите за обедом о большевизме и о медицине. И — боже вас сохрани — не читайте до обеда советских газет.
Скажи отцу, чтоб впредь предохранялся!
Если у тебя всё в порядке с желудком, грудью, ногами, никакие царские сокровища не смогут ничего прибавить.
Люди друг к другу
Зависть питают;
Я же, напротив,
Только завидую звёздам прекрасным,
Только их место занять бы хотел.
Каким ты видишь мир, таким и создавай,
Живым движением над смертью восставай.
Сказал ты: «Самому б пошевелить рукою…»
Нет, не посмеешь ты; а смеешь, так давай!
Не изменить, что нам готовят дни!
Не накликай тревоги, не темни
Лазурных дней сияющий остаток.
Твой краток миг! Блаженствуй и цени!
У братских могил нет заплаканных вдов —
Сюда ходят люди покрепче,
На братских могилах не ставят крестов,
Но разве от этого легче?
Не существует никакого великого зла, кроме чувства вины.
Ничто не способно повредить доброму человеку, ни в жизни, ни после смерти.
Мы уходим из этого мира, не зная
Ни начала, ни смысла его, ни конца.
Достойный человек не может не обладать широтой познаний и твёрдостью духа. Его ноша тяжела, а путь его долог. Человечность — вот ноша, которую несёт он: разве не тяжела она? Только смерть завершает его путь: разве не долог он?
Забыть друг о друге могут только любовники, любившие недостаточно сильно, чтобы возненавидеть друг друга.
Мир есть не отсутствие войны, но добродетель, проистекающая из твёрдости духа.
Мы забыли, как нужно ждать. Это почти забытое искусство. И наше величайшее сокровище — это быть способными ждать подходящего момента.