В каждом человеке есть солнце. Только дайте ему светить...
В каждом человеке есть солнце. Только дайте ему светить.
В каждом человеке есть солнце. Только дайте ему светить.
Под тонкою луной, в стране далёкой,
древней,
так говорил поэт смеющейся царевне:
Напев сквозных цикад умрёт в листве
олив,
погаснут светляки на гиацинтах
смятых,
но сладостный разрез твоих
продолговатых
атласно–тёмных глаз, их ласка, и
отлив
чуть сизый на белке, и блеск на нижней
веке,
и складки нежные над верхнею, –
навеки
останутся в моих сияющих стихах,
и людям будет мил твой длинный взор
счастливый,
пока есть на земле цикады и оливы
и влажный гиацинт в алмазных
светляках.
Так говорил поэт смеющейся царевне
под тонкою луной, в стране далёкой,
древней...
Пользуйтесь, но не злоупотребляйте — таково правило мудрости. Ни воздержание, ни излишества не дают счастья.
Если ты ненавидишь — значит тебя победили.
Сплю — она одна надо мною.
Ту, что люди зовут весною,
Одиночеством я зову.
Лучшее — враг хорошего.
Я безразлично отношусь к ножевым ударам врага, но мне мучителен булавочный укол друга.
Мне тебя уже не надо,
Милый, — и не оттого что
С первой почтой — не писал.
И не оттого что эти
Строки, писанные с грустью,
Будешь разбирать — смеясь.
(Писанные мной одною —
Одному тебе! — впервые! —
Расколдуешь — не один.)
И не оттого что кудри
До щеки коснутся — мастер
Я сама читать вдвоём! —
И не оттого что вместе
— Над неясностью заглавных! —
Вы вздохнёте, наклонясь.
И не оттого что дружно
Веки вдруг смежатся — труден
Почерк, — да к тому — стихи!
Нет, дружочек! — Это проще,
Это пуще, чем досада:
Мне тебя уже не надо —
Оттого что — оттого что —
Мне тебя уже не надо!
Если убить убийцу, количество убийц не изменится.
Если бы Бог время от времени не «укладывал нас на лопатки», нам некогда было бы посмотреть на небо.
Били копыта. Пели будто:
— Гриб.
Грабь.
Гроб.
Груб. —
Ветром опита,
льдом обута,
улица скользила.
Лошадь на круп
грохнулась,
и сразу
за зевакой зевака,
штаны пришедшие Кузнецким клёшить,
сгрудились,
смех зазвенел и зазвякал:
— Лошадь упала! —
— Упала лошадь! —
Смеялся Кузнецкий.
Лишь один я
голос свой не вмешивал в вой ему.
Подошёл
и вижу
глаза лошадиные...
Улица опрокинулась,
течёт по-своему…
Подошёл и вижу —
за каплищей каплища
по морде катится,
прячется в ше́рсти...
И какая-то общая
звериная тоска
плеща вылилась из меня
и расплылась в шелесте.
«Лошадь, не надо.
Лошадь, слушайте —
чего вы думаете, что вы их плоше?
Деточка,
все мы немножко лошади,
каждый из нас по-своему лошадь».
Может быть
— старая —
и не нуждалась в няньке,
может быть, и мысль ей моя казалась пошла́,
только
лошадь
рванулась,
встала на́ ноги,
ржанула
и пошла.
Хвостом помахивала.
Рыжий ребёнок.
Пришла весёлая,
стала в стойло.
И всё ей казалось —
она жеребёнок,
и стоило жить,
и работать стоило.
Ненавистью не одолеть ненависть. Лишь любовью ненависть побеждается. Это вечный закон.
Щедрый человек — это тот, кто даёт подходящему человеку подходящую вещь в подходящее время.
Во всяком деле, чтобы добиться успеха, нужна некоторая доля безумия.
Аппетит приходит во время еды.
Устаёшь ждать, но насколько хуже было бы, если бы ждать стало нечего.