Рука руку моет, вор вора кроет...
Рука руку моет, вор вора кроет.
Рука руку моет, вор вора кроет.
Только русский человек может на ночь напиться чая, а потом полночи думать: сейчас в туалет сходить или всё-таки до утра дотерпеть.
Какая есть. Желаю вам другую, —
Получше. Больше счастьем не торгую,
Как шарлатаны и оптовики...
Пока вы мирно отдыхали в Сочи,
Ко мне уже ползли такие ночи,
И я такие слышала звонки!
Не знатной путешественницей в кресле
Я выслушала каторжные песни,
А способом узнала их иным...
...
...
...
Над Азией — весенние туманы,
И яркие до ужаса тюльпаны
Ковром заткали много сотен миль.
О, что мне делать с этой чистотою,
Что делать с неподкупностью простою?
О, что мне делать с этими людьми!
Мне зрительницей быть не удавалось,
И почему-то я всегда вклинялась
В запретнейшие зоны естества.
Целительница нежного недуга,
Чужих мужей вернейшая подруга
И многих — безутешная вдова.
Седой венец достался мне не даром,
И щёки, опалённые пожаром,
Уже людей пугают смуглотой.
Но близится конец моей гордыне,
Как той, другой — страдалице Марине, —
Придётся мне напиться пустотой.
И ты придёшь под чёрной епанчою,
С зеленоватой страшною свечою,
И не откроешь предо мной лица...
Но мне не долго мучиться загадкой:
Чья там рука под белою перчаткой
И кто прислал ночного пришлеца?
Нет счастья, равного спокойствию.
Вас же я любила в здравом уме и твёрдой памяти и всё-таки любила — безумно.
За любовь платишь в рассрочку, и большей частью, увы, когда любовь уже кончилась.
Кто боится страданий, тот страдает от самого этого страха.
Каждая женщина — бунтарь по натуре, причём бунтует она исключительно против себя самой.
Массы никогда не восстают сами по себе и никогда не восстают только потому, что они угнетены. Больше того, они даже не сознают, что угнетены, пока им не дали возможности сравнивать.