Бежит собака по пустыне и думает...
Бежит собака по пустыне и думает:
«Если через 5 минут дерево не встречу — обоссусь!»
Бежит собака по пустыне и думает:
«Если через 5 минут дерево не встречу — обоссусь!»
Сделай так, чтобы получить то, что ты хочешь, иначе тебе придётся любить то, что ты получишь.
Толпой угрюмою и скоро позабытой
Над миром мы пройдём без шума и следа,
Не бросивши векам ни мысли плодовитой,
Ни гением начатого труда.
Скажи, что я уплатой пренебрёг
За всё добро, каким тебе обязан,
Что я забыл заветный твой порог,
С которым всеми узами я связан,
Что я не знал цены твоим часам,
Безжалостно чужим их отдавая,
Что позволял безвестным парусам
Себя нести от милого мне края.
Все преступленья вольности моей
Ты положи с моей любовью рядом,
Представь на строгий суд твоих очей,
Но не казни меня смертельным взглядом.
Я виноват. Но вся моя вина
Покажет, как любовь твоя верна.
Человеку даны две руки на тот конец, дабы он, принимая левою, раздавал правою.
Великим вопросом, на который не было дано ответа и на который я всё ещё не могу ответить, несмотря на моё тридцатилетнее исследование женской души, является вопрос: «Чего хочет женщина?»
Из всякого трудного положения сейчас же выйдешь, если только вспомнишь, что живёшь не телом, а душою, вспомнишь, что в тебе есть то, что сильнее всего на свете.
Если путь прорубая отцовским мечом
Ты солёные слёзы на ус намотал,
Если в жарком бою испытал что почём, —
Значит, нужные книги ты в детстве читал!
Жениться — это значит наполовину уменьшить свои права и вдвое увеличить свои обязанности.
Никогда не любите того, кто относится к вам, как к обычному человеку.
Пять бы жён мне — наверное,
Разобрался бы с вами я!
Но дела мои — скверные,
Потому — моногамия.
Однажды во дворе на Моховой
стоял я, сжав растерзанный букетик,
сужались этажи над головой,
и дом, как увеличенный штакетник,
меня брал в окруженье (заодно —
фортификаций требующий ящик
и столик свежевыкрашенный, но
тоскующий по грохоту костяшек).
Был август, месяц ласточек и крыш,
вселяющий виденья в коридоры,
из форточек выглядывал камыш,
за стёклами краснели помидоры.
И вечер, не заглядывавший вниз,
просвечивал прозрачные волокна
и ржавый возвеличивал карниз,
смеркалось, и распахивались окна.
Был вечер, и парадное уже
как клумба потемневшая разбухло.
Тут и узрел я: в третьем этаже
маячила пластмассовая кукла.
Она была, увы, расчленена,
безжизненна, и (плачь, антибиотик)
конечности свисали из окна,
и сумерки приветствовал животик.
Малыш, рассвирепевший, словно лев,
ей ножки повыдёргивал из чресел.
Но клею, так сказать, не пожалев,
папаша её склеил и повесил
сушиться, чтоб бедняжку привести
в порядок. И отшлёпать забияку.
И не предполагал он потрясти
слонявшегося в сумерки зеваку.
Он скромен. Океаны переплыв
в одном (да это слыхано ли?) месте
(плачь, Амундсен с Папаниным), открыв
два полюса испорченности вместе.
Что стоит пребывание на льду
и самая отважная корзина
ракеты с дирижаблями — в виду
откупоренной банки казеина!
Что бы делало твоё добро, если бы не существовало зла?
От сомненья до веры — мгновенье одно.
От любви до измены — мгновенье одно.
Посвяти это краткое время веселью,
Ибо жизни размеры — мгновенье одно!
Мы никогда не бываем более далеки от желаний наших, чем тогда, когда воображаем, что владеем желаемым.
Когда о вас сплетничают, это плохо, но ещё хуже, когда сплетничать перестают.