Если любовь уходит — хоть вой, но останься гордым...

Если любовь уходит, какое найти решенье?
Можно прибегнуть к доводам, спорить и убеждать,
Можно пойти на просьбы и даже на униженья,
Можно грозить расплатой, пробуя запугать.

Можно вспомнить былое, каждую светлую малость,
И, с дрожью твердя, как горько в разлуке пройдут года,
Поколебать на время, может быть, вызвать жалость
И удержать на время. На время — не навсегда.

А можно, страха и боли даже не выдав взглядом,
Сказать: — Я люблю. Подумай. Радости не ломай.
И если ответит отказом, не дрогнув, принять как надо,
Окна и двери — настежь: — Я не держу. Прощай!

Конечно, ужасно трудно, мучась, держаться твёрдо.
И всё-таки, чтоб себя же не презирать потом,
Если любовь уходит — хоть вой, но останься гордым.
Живи и будь человеком, а не ползи ужом!

Эдуард Асадов

Ушла. Умчалась гордо, словно птица.
Но, встретившись с реальною судьбой,
Что не щадя заставит приземлиться,
Ты будешь тем лишь целый век гордиться,
Что я знаком когда-то был с тобой!

Эдуард Асадов

Пробило полночь. В доме тишина...
Она сидит и неотступно ждёт.
Ей не до книг сейчас и не до сна:
Вдруг позвонит? А вдруг ещё придёт?

Эдуард Асадов

Я встретил тебя в апреле
И потерял в апреле.
Ты стала ночной капелью и шорохом за окном,
Стала вдоль веток-строчек
Чутким пунктиром точек,
Зелёным пунктиром почек в зареве голубом.

Тучек густых отара
Катится с крутояра.
Месяц, зевнув, их гонит к речке на водопой.
Скучное это дело,
Давно ему надоело,
Он ждёт не дождётся встречи с хохочущею зарёй.

А наши с тобой апрели
Кончились. Отзвенели.
И наши скворцы весною не прилетят сюда...
Прощанье не отреченье,
В нём может быть продолженье.
Но как безнадёжно слово горькое: «Никогда»!..

Эдуард Асадов

Осень паутинки развевает,
В небе стаи будто корабли —
Птицы, птицы к югу улетают,
Исчезая в розовой дали...

Сердцу трудно, сердцу горько очень
Слышать шум прощального крыла.
Нынче для меня не просто осень —
От меня любовь моя ушла.

Улетела, словно аист-птица,
От иной мечты помолодев,
Не горя желанием проститься,
Ни о чём былом не пожалев.

А былое — песня и порыв.
Юный аист, птица-длинноножка,
Ранним утром постучал в окошко,
Счастье мне навечно посулив.

О любви неистовый разбег!
Жизнь, что обжигает и тревожит.
Человек, когда он человек,
Без любви на свете жить не может.

Был тебе я предан, словно пёс,
И за то, что лаской был согретым,
И за то, что сына мне принёс
В добром клюве ты весёлым летом.

Как же вышло, что огонь утих?
Люди говорят, что очень холил,
Лишку сыпал зёрен золотых
И давал преступно много воли.

Значит, баста! Что ушло — пропало.
Я солдат. И, видя смерть не раз,
Твёрдо знал: сдаваться не пристало,
Стало быть, не дрогну и сейчас.

День окончен, завтра будет новый.
В доме нынче тихо... никого...
Что же ты наделал, непутёвый,
Глупый аист счастья моего?!

Что ж, прощай и будь счастливой, птица!
Ничего уже не воротить.
Разбранившись — можно помириться.
Разлюбивши — вновь не полюбить.

И хоть сердце горе не простило,
Я, почти чужой в твоей судьбе,
Всё ж за всё хорошее, что было,
Нынче низко кланяюсь тебе...

И довольно! Рву с моей бедою.
Сильный духом, я смотрю вперёд.
И, закрыв окошко за тобою,
Твёрдо верю в солнечный восход!

Он придёт, в душе растопит снег,
Новой песней сердце растревожит.
Человек, когда он человек,
Без любви на свете жить не может.

Эдуард Асадов

Смерть не в силах людей разлучить навек
И захлопнуть за ними дверцу.
Разве может уйти дорогой человек,
Если он остаётся в сердце?!

Эдуард Асадов

Если вдруг от тебя отвернётся
Человек, так любимый тобой
И в глаза он тебе засмеётся,
Повернётся к тебе спиной.

Не моли и не смей унижаться,
Не молись в беспощадных слезах,
Не надейся увидеть ласку
В тех застывших уже глазах,

Не моли, не плачь понапрасну,
Заколи своё сердце в борьбе,
И умей иногда рассмеяться,
Если хочется плакать тебе...

Эдуард Асадов

Он не страдал, он не ходил за нею.
Не объяснялся, кепку теребя...
Она сама, однажды, чуть робея
Ему сказала: «Я люблю тебя».

Его друзья томились в ожиданье.
Худели от бессонницы и дум.
А вечером просили для свиданья
Его же новый, синенький костюм.

А тут сама в морозы прибегала.
На стул бросала шапку и пальто.
И он решил: ему такого мало.
И он решил, что это всё не то.

Ушёл, уехал, ждал особой встречи.
Других красивых провожал домой.
Ловя себя на том, что каждый вечер
Он, засыпая, думает о той.

Ей написал письмо на трёх страницах,
А через месяц получил назад.
Ну что с такой обидою сравнится,
Чем эта надпись «Выбыл адресат».

Вдруг стало всё бесцветным...
Не клеилась работа как на грех.
И виноват никто, как будто, не был,
Но счастье стало трудным, как у всех.

Он не страдал, он не ходил за нею.
Не объяснялся, кепку теребя...
Она сама, однажды, чуть робея
Ему сказала: «Я люблю тебя».

Его друзья томились в ожиданье.
Худели от бессонницы и дум.
А вечером просили для свиданья
Его же новый, синенький костюм.

А тут сама в морозы прибегала.
На стул бросала шапку и пальто.
И он решил: ему такого мало.
И он решил, что это всё не то.

Ушёл, уехал, ждал особой встречи.
Других красивых провожал домой.
Ловя себя на том, что каждый вечер
Он, засыпая, думает о той.

Ей написал письмо на трёх страницах,
А через месяц получил назад.
Ну что с такой обидою сравнится,
Чем эта надпись «Выбыл адресат».

Вдруг стало всё бесцветным...
Не клеилась работа как на грех.
И виноват никто, как будто, не был,
Но счастье стало трудным, как у всех.

Эдуард Асадов

Утро птицею в вышине
Перья радужные роняет.
Звёзды, словно бы льдинки, тают
С лёгким звоном в голубизне

В Ботаническом лужи блестят
Озерками большими и мелкими.
А по веткам рыжими белками
Прыгает листопад.

Вон, смеясь и прильнув друг к дружке,
Под заливистый птичий звон
Две рябинки, как две подружки,
Переходят в обнимку газон.

Липы важно о чём-то шуршат,
И служитель метёт через жёрдочку
То ль стекло, то ли синюю звёздочку,
Что упала с рассветом в сад.

Листопад полыхает, вьюжит,
Только ворон на ветке клёна
Словно сторожем важно служит,
Молчаливо и непреклонно.

Ворон старый и очень мудрый,
В этом парке ему почёт.
И кто знает, не в это ль утро
Он справляет свой сотый год...

И ему объяснять не надо,
Отчего мне так нелегко.
Он ведь помнит, как с горьким взглядом
Этим, этим, вот самым садом
Ты ушла далеко-далеко...

Как легко мы порою рушим
В спорах-пламенях всё подряд.
Ах, как просто обидеть душу
И как трудно вернуть назад!

Сыпал искры пожар осин,
Ну совсем такой, как и ныне.
И ведь не было злых причин,
Что там злых — никаких причин,
Кроме самой пустой гордыни!

В синеву, в тишину, в листву
Шла ты медленно по дорожке,
Как-то трепетно и сторожко —
Вдруг одумаюсь, позову...

Пёстрый, вьюжистый листопад,
Паутинки дрожат и тают,
Листья падают, шелестят
И следы твои покрывают.

А вокруг и свежо, и пряно,
Всё купается в бликах света,
Как "В Сокольниках" Левитана,
Только женской фигурки нету...

И сейчас тут, как в тот же день,
Всё пылает и золотится.
Только горечь в душе, как тень,
Чёрной кошкою копошится.

Можно всё погрузить во мрак,
Жить и слушать, как ливни плачут,
Можно радость спустить, как стяг...
Можно так. А можно не так,
А ведь можно же всё иначе!

И чего бы душа ни изведала,
Как ни било б нас вкривь и вкось,
Если счастье оборвалось,
Разве значит, что счастья не было?!

И какая б ни жгла нас мука,
Но всему ль суждено сгореть?
Тяжелейшая вещь — разлука,
Но разлука ещё не смерть!

Я найду тебя. Я разрушу
Льды молчания. Я спешу!
Я зажгу твои взгляд и душу,
Всё, чем жили мы — воскрешу!

Пусть все ветры тревогу свищут.
Я уверен: любовь жива!
Тот, кто любит, — дорогу сыщет!
Тот, кто любит, — найдёт слова!

Ты шагнёшь ко мне, верю, знаю,
Слёз прорвавшихся не тая,
И прощая, и понимая.
Моя светлая, дорогая,
Удивительная моя!

Эдуард Асадов

Я горд! — прости! люби другого,
Мечтай любовь найти в другом;
Чего б то ни было земного
Я не соделаюсь рабом.

К чужим горам, под небо юга
Я удалюся, может быть;
Но слишком знаем мы друг друга,
Чтобы друг друга позабыть.

Михаил Лермонтов

Её называют «брошенная»,
«Оставленная», «забытая»,
Звучит это как «подкошенная»,
«Подрезанная», «подбитая».

Раздоры — вещи опасные,
А нравы у жизни строги:
Ведь там, где все дни ненастные,
А взгляды и вкусы разные,
То разные и дороги.

Мудрейшая в мире наука
Гласит, что любви не получится,
Где двое мучат друг друга
И сами всё время мучатся.

Сейчас выяснять бессмысленно,
Кто прав был в их вечном споре.
Счастье всегда таинственно,
зато откровенно горе.

А жизнь то казнит, то милует,
И вот он встретил другую.
Не самую молодою,
Но самую, видно, милую.

Должно быть, о чём мечталось,
То и сбылось. Хоть всё же
Любимая оказалась
С судьбою нелёгкой тоже.

И вот он, почти восторженный,
Душой прикипел влюблённой
С кем–то когда–то брошенной,
Обманутой, обделённой.

И странно чуть-чуть, и славно:
Была для кого-то лишнею,
А стала вдруг яркою вишнею,
Любимой и самой главной!

А с первою, той, что в горе,
Кто может нам поручится,
Что так же всё не случится.
И счастье не встретит вскоре?

Покажутся вдруг невзгоды
Далёкими и смешными.
И вспыхнут, и станут годы
Празднично-золотыми!

Ведь если сквозь мрак, что прожит,
Влетает к нам сноп рассвета,
То женщин ненужных нету,
Нету и быть не может!

И пусть хоть стократно спрошенный,
Стократно скажу упрямо я
Что женщины нету брошенной,
Есть просто ещё не найденная,

Не найденная, не встреченная,
Любовью большой не замеченная!
Так пусть же, сметя напасти,
Быстрее приходит счастье.

Эдуард Асадов

Резкий звон ворвался в полутьму,
И она шагнула к телефону,
К частому, настойчивому звону.
Знала, кто звонит и почему.

На мгновенье стала у стола,
Быстро и взволнованно вздохнула,
Но руки вперёд не протянула
И ладонь на трубку не легла.

А чего бы проще взять и снять
И, не мучась и не тратя силы,
Вновь знакомый голос услыхать
И опять оставить всё как было.

Только разве тайна, что тогда
Возвратятся все её сомненья,
Снова и обман и униженья —
Всё, с чем не смириться никогда!

Звон кружил, дрожал не умолкая,
А она стояла у окна,
Всей душою, может, понимая,
Что менять решенья не должна.

Всё упрямей телефон звонил,
Но в ответ — ни звука, ни движенья.
Вечер этот необычным был,
Этот вечер — смотр душевных сил,
Аттестат на самоуваженье.

Взвыл и смолк бессильно телефон.
Стало тихо. Где-то пели стройно...
Дверь раскрыла, вышла на балкон.
В первый раз дышалось ей спокойно.

Эдуард Асадов

О, как же мы странно с тобой прощаемся:
Твердим: «До свиданья», твердим: «Пока».
Но только всё время в руке рука,
И мы их так слабо разнять пытаемся.

Ужасное время — пора разлуки...
Но, кажется, силы у нас нашлись.
Однако, едва лишь разжались руки,
Как губы вдруг взяли да и слились.

А губы слились — значит, смолкли речи.
Но чуть только мы их смогли обуздать,
Как тут устремились друг к другу плечи
И руки уже обнялись опять.

О, Господи! Что же творит любовь?!
Все планы практически рассыпаются:
То руки мгновенно опять смыкаются,
То губы встречаются вновь и вновь...

А чуть распрощаемся до конца,
Как всё будто снова летит по кругу:
То ноги несут нас опять друг к другу,
То тянутся руки, то вновь сердца.

О, люди! Запомните мой совет:
Коль вдруг вот такое у вас случится,
Не мучьтесь, а мчитесь бегом жениться.
Другого решения просто нет!

Эдуард Асадов

Ему постоянно с ней не везло:
На отдыхе, в спорах, в любой работе.
Она, очевидно ему назло,
Делала всё и всегда напротив.

Он скажет ей: «Слушай, пойдём в кино!»
Она ему: «Что ты! Поедем на лыжах!»
Он буркнет: «Метель... За окном темно!!!»
Она: «Ну, а я всё прекрасно вижу!»

Он скажет: «Ты знаешь, весь факультет
Отправится летом на Чусовую!» —
«А я предлагаю и голосую,
Чтоб нам с тобою двинуться на Тайшет!»

При встречах он был, как самум, горяч
И как-то сказал ей: «Пора жениться!»
Она рассмеялась: «Ты мчишься вскачь,
Тогда как зачётка твоя — хоть плачь!
Нет, милый, сначала давай учиться!

Поверь мне: всё сбудется. Не ершись!
Конечно, совет мой как дым, занудный,
Но я тебя вытяну, ты смирись!
А главное... главное, не сердись —
Такой у меня уж характер трудный!»

Но он только холодно вскинул бровь:
«Ну что ж, и сиди со своей наукой!
А мы потеплее отыщем кровь,
Тебе же такая вещь, как любовь,
Чужда и, наверное, горше лука!»

В любви он был зол, а в делах хитёр,
И в мае, в самый момент критический
Он, чтоб до конца не испить позор,
Вымолил отпуск академический.

Лето прошло, и семестр прошёл.
Но он не простил её, не смирился.
И, больше того, в довершение зол
Ранней зимой, как лихой орёл,
Взял и на новой любви женился.

Пир был такой, что качался зал.
Невеста была из семьи богатой,
И пили, и лопали так ребята,
Что каждый буквально по швам трещал!

И вдруг, словно ветер в разгаре бала
От столика к столику пробежал.
Это она вдруг шагнула в зал,
Вошла и бесстрашно прошла по залу...

Ей протянули фужер с вином.
Она чуть кивнула в ответ достойно
И, став пред невестою и женихом,
Сказала приветливо и спокойно:

«Судьба человеческая всегда
Строится в зареве звёздной пыли
Из воли, из творческого труда,
Ну, а ещё, чтоб чрез все года
Любил человек и его любили.

И я пожелать вам хочу сейчас,
А радости только ведь начинаются,
Пусть будет счастливою жизнь у вас
И все непременно мечты сбываются!

И всё-таки, главное, вновь и вновь
Хочу я вас искренне попросить:
Умейте, умейте всю жизнь ценить
И сердце нежное и любовь!

Гуляйте ж и празднуйте до утра!
И слов моих добрых не забывайте.
А я уезжаю. А мне — пора...
Билет уже куплен. Ну всё... Прощайте».

Затем осушила бокал и... прочь!
С улыбкой покинула праздник людный.
Ушла и... повесилась в ту же ночь..
Такой уж был, видно, «характер трудный».

Эдуард Асадов

Боль свою вы делите с друзьями,
Вас сейчас утешить норовят,
А его последними словами,
Только вы нахмуритесь, бранят.

Да и человек ли, в самом деле,
Тот, кто вас, придя, околдовал,
Стал вам близким через две недели,
Месяц с вами прожил и удрал?

Вы встречались, дорогая, с дрянью.
Что ж нам толковать о нём сейчас?!
Дрянь не стоит долгого вниманья,
Тут важнее говорить о вас.

Вы его любили? Неужели?
Но полшага — разве это путь?!
Сколько вы пудов с ним соли съели?
Как успели в душу заглянуть?!

Что вы знали, ведали о нём?
To, что у него есть губы, руки,
Комплимент, цветы, по моде брюки —
Вот и всё, пожалуй, в основном?

Что б там ни шептал он вам при встрече,
Как возможно с гордою душой
Целоваться на четвёртый вечер
И в любви признаться на восьмой?!

Пусть весна, пускай улыбка глаз...
Но ведь мало, мало две недели!
Вы б сперва хоть разглядеть успели,
Что за руки обнимают вас!

Говорите, трудно разобраться,
Если страсть. Допустим, что и так.
Но ведь должен чем-то отличаться
Человек от кошек и дворняг!

Но ведь чувства тем и хороши,
Что горят красиво, гордо, смело.
Пусть любовь начнётся. Но не с тела,
А с души, вы слышите, — с души!

Трудно вам. Простите. Понимаю.
Но сейчас вам некого ругать.
Я ведь это не мораль читаю.
Вы умны, и вы должны понять:

Чтоб ценили вас, и это так,
Сами цену впредь себе вы знайте.
Будьте горделивы. Не меняйте
Золота на первый же медяк!

Эдуард Асадов