Если одной ногой быть в воспоминаниях, а другой — в мечтах...
Если одной ногой быть в воспоминаниях, а другой — в мечтах, реальность может нанести удар между ног.
Если одной ногой быть в воспоминаниях, а другой — в мечтах, реальность может нанести удар между ног.
Из-за того, что не пришло, ты не казни себя.
Из-за того, что отошло, ты не кляни себя.
Урви от подлой жизни клок — и не брани себя.
Покуда меч не поднял рок — живи, храни себя.
Время всё лечит, хотите ли вы этого или нет. Время всё лечит, всё забирает, оставляя в конце лишь темноту. Иногда в этой темноте мы встречаем других, а иногда теряем их там опять.
Ты от зверей отличен слова даром —
Но лучше зверь, коль ты болтаешь даром.
Детей наказывай стыдом, а не кнутом.
Не забывай, что ты не одинок:
И в самые тяжкие минуты рядом с тобою — Бог.
Если бы мы слушались нашего разума, у нас бы никогда не было любовных отношений. У нас бы никогда не было дружбы. Мы бы никогда не пошли на это, потому что были бы циничны: «Что-то не то происходит» или: «Она меня бросит» или: «Я уже раз обжёгся, а потому...» Глупость это. Так можно упустить всю жизнь. Каждый раз нужно прыгать со скалы и отращивать крылья по пути вниз.
Мало ли чего можно рассказать! Не всему же надо верить.
Беда в том, что самые простые вопросы мы стараемся решать хитро, а потому и делаем их необыкновенно сложными. Нужно искать простое решение.
Если ты не можешь изменить мир, измени отношение к этому миру.
Взгляни, сынок, на небосвод.
И ты увидишь Бесконечность.
Все звёзды, все Миры создал Всевышний — Бог.
Она всегда была, она уходит в Вечность.
Весь Высший Мир пронизан красотой,
Там всё в неиссякаемой любви, там всё в гармонии.
Ты помнишь? Тонкие миры мы видели с тобой
И наслаждались музыкой любви — Божественной симфонией.
Мы разную играем в жизни роль,
И каждая из этих жизней — повесть.
Не причиняй, сынок, идущим рядом боль,
Все действия твои пусть измеряет совесть.
Не может человек жить только для себя,
В своих желаниях, поступках он всегда на всех влияет.
Мы на земле большой огромная семья,
А путь широк для тех, кто созидает.
Богатство, сытость не имеют смысла на земле.
Ты помни, что единого Отца мы дети.
Пусть отзовётся боль других в твоей душе,
Чтоб равнодушие не выстроило сети.
Но если тайну Бытия ты распознал,
Раздай с любовью золотые зёрна.
Закон вселенной — всё, что ты отдал,
Воздаст тебе Всевышний и восполнит.
Иди сынок и засевай свои поля,
Чтоб всходы были хороши, просей все зёрна.
Закончится земная жизнь, и урожай созреет для тебя.
Ты только сбереги свой ум от тени чёрной.
Тебе даются знаки от Вселенной,
Ты мимо их, сынок, не проходи.
Они в лучах заката, в буре снежной,
Они от света Утренней Звезды.
Свет радуги тебе всегда напомнит
О Мире Высшем, о Божественной любви.
Ты свято в сердце береги и помни,
Того, кто нас ведёт по трудному пути.
Мы в разных царствах эволюцию проходим.
Ты слышишь? Наступает перехода срок.
Огонь Космический к земле уже подходит,
Эпохи новой движется поток.
И по закону Высших сил и Мироздания
Его остановить ничем нельзя.
И только тот вместит его, чьи мысли и желания
Во благо миру, но не для себя.
Прими энергию миров далёких,
В ней суть всей жизни — тайна Бытия.
Полёт твоих идей будет высоким,
И ты поймёшь в чём миссия твоя.
Твори, сынок, добро и сей его по миру,
Дари свой свет живущим на земле.
Любовь и воля приумножат твои силы,
А я молитву сотворю тебе:
«А чтобы жизнь была большой, красивой, полной,
Чтоб стыдно, больно не было в конце пути!
Есть некая черта, черта, что нам дозволено.
Так ты её, сынок, не перейди!»
Так почему же друг собаки не может здесь же помочиться?!
Чем страсть сильнее, тем печальней бывает у неё конец.
Умолкает птица.
Наступает вечер.
Раскрывает веер
испанская танцовщица.
Звучат удары
луны из бубна,
и глухо, дробно
вторят гитары.
И чёрный туфель
на гладь паркета
ступает; это
как ветер в профиль.
О, женский танец!
Рассказ светила
о том, что было,
чего не станет.
О — слепок боли
в груди и взрыва
в мозгу, доколе
сознанье живо.
В нём — скорбь пространства
о точке в оном,
себя напрасно
считавшем фоном.
В нём — всё: угрозы,
надежда, гибель.
Стремленье розы
вернуться в стебель.
В его накале
в любой детали
месть вертикали
горизонтали.
В нём — пыткой взгляда
сквозь туч рванину
зигзаг разряда
казнит равнину.
Он — кровь из раны:
побег из тела
в пейзаж без рамы.
Давно хотела!
Там — больше места!
Знай, сталь кинжала,
кому невеста
принадлежала.
О, этот танец!
В пространстве сжатый
протуберанец
вне солнца взятый!
Оборок пена;
её круженье
одновременно
её крушенье.
В нём сполох платья
в своём полёте
свободней плоти,
и чужд объятья.
В нём чувство брезжит,
что мирозданье
ткань не удержит
от разрастанья.
О, этот сполох
шёлков! по сути
спуск бёдер голых
на парашюте.
Зане не тщится,
чтоб был потушен
он, танцовщица.
Подобно душам,
так рвётся пламя,
сгубив лучину,
в воздушной яме,
топча причину,
виденье Рая,
факт тяготенья,
чтоб — расширяя
свои владенья —
престол небесный
одеть в багрянец.
Так сросся с бездной
испанский танец.
Доверяй, но проверяй.
Ушёл — не ем:
Пуст — хлеба вкус.
Всё — мел.
За чем ни потянусь.
...Мне хлебом был,
И снегом был.
И снег не бел,
И хлеб не мил.