Обида как татуировка — легко нанести, трудно вывести...
Обида как татуировка — легко нанести, трудно вывести.
Обида как татуировка — легко нанести, трудно вывести.
Люди сами себе устраивают проблемы — никто не заставляет их выбирать скучные профессии, жениться не на тех людях или покупать неудобные туфли.
Есть люди определённой эпохи и есть эпохи, воплощающиеся в людях.
Бог христиан — это отец, который чрезвычайно дорожит своими яблоками и очень мало — своими детьми.
Муза-сестра заглянула в лицо,
Взгляд её ясен и ярок.
И отняла золотое кольцо,
Первый весенний подарок.
Муза! ты видишь, как счастливы все —
Девушки, женщины, вдовы...
Лучше погибну на колесе,
Только не эти оковы.
Знаю: гадая, и мне обрывать
Нежный цветок маргаритку.
Должен на этой земле испытать
Каждый любовную пытку.
Жгу до зари на окошке свечу
И ни о ком не тоскую,
Но не хочу, не хочу, не хочу
Знать, как целуют другую.
Завтра мне скажут, смеясь, зеркала:
«Взор твой не ясен, не ярок...»
Тихо отвечу: «Она отняла
Божий подарок».
Худо тому, кто добра не делает никому.
Русские варвары врывались в среднеазиатские кишлаки, аулы и стойбища, оставляя после себя лишь библиотеки, театры и города.
Конечно же человек всегда делает то, что он хочет, но вот только то, что он хочет, всегда находится вне его власти.
Ничего нельзя знать наперёд. Смертельно больной человек может пережить здорового. Жизнь очень странная штука.
Трудно найти другое такое место, где об искусстве так много говорят, но мало делают, как в Голливуде. Переплетение бизнеса, цензуры, сенсации и искусства влечёт, за немногими исключениями, плачевные результаты.
Самые страшные не те времена, когда в обществе много безнравственности. Самые страшные времена — когда безнравственность становится нормой жизни.