Не хочешь увидеть чужой средний палец — спрячь свой указательный...
Не хочешь увидеть чужой средний палец — спрячь свой указательный.
Не хочешь увидеть чужой средний палец — спрячь свой указательный.
Умеющий любить, умеет ждать.
Чем более живёшь, тем более убеждаешься в том, что возбудить к себе сочувствие — есть редкость и счастье — и что должно этим счастьем дорожить.
Ты хочешь, чтоб звёзды посыпались
Со звоном в твои ладони?
Чтоб с шумом из мрака вырвались
Костров гривастые кони?
Чтоб ветви, сомкнув объятья,
Твоё повторяли имя?
Чтоб стало парчовым платье,
А туфельки — золотыми?
Ты хочешь, чтоб соболь чёрный
Дал гордый разлёт бровям?
Чтоб сорок ветров покорно
Упали к твоим ногам?
Чтоб в курточках тёмно-зелёных,
Посыпавшись вдруг с ветвей,
Двести весёлых гномов
Стали свитой твоей?
Ты хочешь, чтоб в пёстрых красках,
Звездой отразясь в реке,
Вышла из леса сказка
С жар-птицею на руке?
А хочешь, скажи, ты хочешь
Такою красивой стать,
Что даже у южной ночи
Уж нечего будет взять?..
Ты верь мне, я лгать не буду!
Есть сто золотых ключей,
Я все их тебе добуду!
Я сто отыщу дверей!
А чтоб распахнуть их сразу
В волшебную ту страну,
Скажи мне одну лишь фразу,
Одну лишь, всего одну!
Слова в ней совсем простые,
Но жар их сильней огня.
Скажи мне слова такие —
Скажи, что любишь меня!
Оптимисты — это те, кто, опоздав на поезд, не расстраиваются — просто считают, что они пришли заранее на следующий.
Чем яснее вы понимаете себя и свои чувства, тем больше вы любите то, что есть.
Богатство — вода, пришла и ушла.
Не страшны дурные вести —
Мы в ответ бежим на месте,
В выигрыше даже начинающий.
Красота! Среди бегущих
Первых нет и отстающих —
Бег на месте общепримиряющий!
Если я на тебя смотрю, это не значит, что я тебя вижу!
Ей было двенадцать, тринадцать — ему.
Им бы дружить всегда.
Но люди понять не могли: почему
Такая у них вражда?!
Он звал её Бомбою и весной
Обстреливал снегом талым.
Она в ответ его Сатаной,
Скелетом и Зубоскалом.
Когда он стекло мячом разбивал,
Она его уличала.
А он ей на косы жуков сажал,
Совал ей лягушек и хохотал,
Когда она верещала.
Ей было пятнадцать, шестнадцать — ему,
Но он не менялся никак.
И все уже знали давно, почему
Он ей не сосед, а враг.
Он Бомбой её по-прежнему звал,
Вгонял насмешками в дрожь.
И только снегом уже не швырял
И диких не корчил рож.
Выйдет порой из подъезда она,
Привычно глянет на крышу,
Где свист, где турманов кружит волна,
И даже сморщится: — У, Сатана!
Как я тебя ненавижу!
А если праздник приходит в дом,
Она нет-нет и шепнёт за столом:
— Ах, как это славно, право, что он
К нам в гости не приглашён!
И мама, ставя на стол пироги,
Скажет дочке своей:
— Конечно! Ведь мы приглашаем друзей,
Зачем нам твои враги?!
Ей девятнадцать. Двадцать — ему.
Они студенты уже.
Но тот же холод на их этаже,
Недругам мир ни к чему.
Теперь он Бомбой её не звал,
Не корчил, как в детстве, рожи,
А тётей Химией величал,
И тётей Колбою тоже.
Она же, гневом своим полна,
Привычкам не изменяла:
И так же сердилась: — У, Сатана! —
И так же его презирала.
Был вечер, и пахло в садах весной.
Дрожала звезда, мигая…
Шёл паренёк с девчонкой одной,
Домой её провожая.
Он не был с ней даже знаком почти,
Просто шумел карнавал,
Просто было им по пути,
Девчонка боялась домой идти,
И он её провожал.
Потом, когда в полночь взошла луна,
Свистя, возвращался назад.
И вдруг возле дома: — Стой, Сатана!
Стой, тебе говорят!
Всё ясно, всё ясно! Так вот ты какой?
Значит, встречаешься с ней?!
С какой-то фитюлькой, пустой, дрянной!
Не смей! Ты слышишь? Не смей!
Даже не спрашивай почему! —
Сердито шагнула ближе
И вдруг, заплакав, прижалась к нему:
— Мой! Не отдам, не отдам никому!
Как я тебя ненавижу!
Иногда шаг вперёд есть результат пинка под зад.
Мало быть мужем и женой, надо ещё стать друзьями и любовниками, чтобы потом не искать их на стороне.
Покупать у врага мир, значит снабжать его средствами для новой войны.
Изучать философию следует, в лучшем случае, после пятидесяти. Выстраивать модель общества — и подавно. Сначала следует научиться готовить суп, жарить — пусть не ловить — рыбу, делать приличный кофе. В противном случае, нравственные законы пахнут отцовским ремнём или же переводом с немецкого.
У солнца есть один недостаток: оно не может видеть самого себя.