— Вы его знаете? — Я знаю его так хорошо, что не разговариваю...
— Вы его знаете?
— Я знаю его так хорошо, что не разговариваю с ним уже десять лет.
— Вы его знаете?
— Я знаю его так хорошо, что не разговариваю с ним уже десять лет.
Существует странное, укоренившееся заблуждение о том, что стряпня, шитьё, стирка, нянчанье составляют исключительно женское дело, что делать это мужчине — даже стыдно. А между тем обидно обратное: стыдно мужчине, часто незанятому, проводить время за пустяками или ничего не делать в то время, как усталая, часто слабая, беременная женщина через силу стряпает, стирает или нянчит больного ребёнка.
Жаловаться на неприятную вещь — это удваивать зло; смеяться над ней — это уничтожить его.
Я не признаю слова «играть». Играть можно в карты, на скачках, в шашки. На сцене жить нужно.
Если б мне всё могущество было дано —
Я бы небо такое низринул давно.
И воздвиг бы другое, разумное небо,
Чтобы только достойных любило оно!
Не приходи, не порть мне ожиданье!
Смерть стоит того, чтобы жить.
А любовь стоит того, чтобы ждать.
У каждого человека под покровом тайны, как под покровом ночи, проходит его настоящая, самая интересная жизнь. Каждое личное существование держится на тайне, и, быть может, отчасти поэтому культурный человек так нервно хлопочет о том, чтобы уважалась личная тайна.
Если человек знает, чего он хочет, значит, он или много знает, или мало хочет.
Мы потому клеймим ложь наибольшим позором, что из всех дурных поступков этот легче всего скрыть и проще всего совершить.