Одиночество придаёт нам большую чёрствость по отношению к самим себе и большую ностальгию по людям: в обоих случаях оно улучшает характер.
Почему слушающий засыпает, а говорящий нет? Тот больше устаёт.
Всё, что упустишь сегодня, завтра не упросишь никакими просьбами, не вернёшь ни за какие деньги.
Вы дороги мне лишь как Впечатленье...
Тот, кого разлюбили, обычно сам виноват, что вовремя этого не заметил.
А не пойти ли мне на работу? Подумал я и не пошёл.
Желаю Вам здоровья в личной жизни!
Такова была моя участь с самого детства. Все читали на моём лице признаки дурных чувств, которых не было; но их предполагали — и они родились. Я был скромен — меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, — другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, — меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, — меня никто не понял: и я выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли. Я говорил правду — мне не верили: я начал обманывать; узнав хорошо свет и пружины общества, я стал искусен в науке жизни и видел, как другие без искусства счастливы, пользуясь даром теми выгодами, которых я так неутомимо добивался. И тогда в груди моей родилось отчаяние — не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой. Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я её отрезал и бросил, — тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто не заметил, потому что никто не знал о существовании погибшей её половины.
Стояла долго я у врат тяжёлых ада,
Но было тихо и темно в аду...
О, даже Дьяволу меня не надо,
Куда же я пойду?..
Каждый видит, каким ты кажешься, мало кто чувствует, каков ты есть.
