Тот прав, кто громче и с большей убедительностью крикнет на другого...
Тот прав, кто громче и с большей убедительностью крикнет на другого.
Тот прав, кто громче и с большей убедительностью крикнет на другого.
Тот, кто мир преподносит счастливчикам в дар,
Остальным — за ударом наносит удар.
Не горюй, если меньше других веселился,
Будь доволен, что меньше других пострадал.
Что наша жизнь: не привыкнешь — подохнешь, не подохнешь — привыкнешь.
Сказать два слова повели,
И сокровенной тайне ты внемли:
Тебя любя — сойду в сырую землю,
Тебя любя — я встану из земли!
Единственный путь к бессмертию для капли воска, это перестать считать, что она капля, и понять, что она и есть воск. Но поскольку наша капля сама способна заметить только свою форму, она всю свою короткую жизнь молится Господу Воску о спасении этой формы, хотя эта форма, если вдуматься, не имеет к ней никакого отношения.
Никто не любит сидеть по уши в дерьме, а цветы — тем более, вот и растут.
Не будь у нас недостатков, нам было бы не так приятно подмечать их у ближних.
В одном колесе тридцать спиц, но пользуются колесницей из-за пустоты между ними. Вазы делают из глины, но пользуются пустотой в вазе. В доме пробивают окна и двери, но пользуются пустотой в доме. Вот это польза бытия и небытия.
Сам съешь! — Заметил ли ты, что все наши журнальные антикритики основаны на Сам съешь? Булгарин говорит Фёдорову: ты лжёшь, Фёдоров говорит Булгарину: сам ты лжёшь. Пинский говорит Полевому: ты невежда, Полевой возражает Пинскому: ты сам невежда, один кричит: ты крадёшь! другой: сам ты крадёшь! — и все правы.
Середина есть точка, ближайшая к мудрости; не дойти до неё — то же самое, что её перейти.
Многие презирают жизненные блага, но почти никто не способен ими поделиться.
Радость и горе в живом упоенье,
Думы и сердце в вечном волненье,
В небе ликуя, томясь на земли,
Страстно ликующей,
Страстно тоскующей,
Жизни блаженство в одной лишь любви...
Владыко дней моих!
Дух праздности унылой,
Любоначалия, змеи сокрытой сей,
И празднословия не дай душе моей.
Но дай мне зреть мои, о Боже, прегрешенья,
Да брат мой от меня не примет осужденья,
И дух смирения, терпения, любви
И целомудрия мне в сердце оживи.
Я над ними склонюсь, как над чашей,
В них заветных заметок не счесть —
Окровавленной юности нашей
Это чёрная нежная весть.
Тем же воздухом, так же над бездной
Я дышала когда-то в ночи,
В той ночи и пустой и железной,
Где напрасно зови и кричи.
О, как пряно дыханье гвоздики,
Мне когда-то приснившейся там, —
Это кружатся Эвридики,
Бык Европу везёт по волнам.
Это наши проносятся тени
Над Невой, над Невой, над Невой,
Это плещет Нева о ступени,
Это пропуск в бессмертие твой.
Это ключики от квартиры,
О которой теперь ни гугу...
Это голос таинственной лиры,
На загробном гостящей лугу.
Никогда не бывает больших дел без больших трудностей.
Осязают только руки, обнимает — всё-таки и всегда — душа!