Кто усовершенствовался, тот не может верить тому...
Кто усовершенствовался, тот не может верить тому, чтобы это усовершенствование кончилось.
Кто усовершенствовался, тот не может верить тому, чтобы это усовершенствование кончилось.
Осмельтесь мыслить самостоятельно.
Никогда ничего не идеализируй — это может плохо кончиться.
Комплимент — это поцелуй сквозь вуаль.
Чаще зачёркивай написанное.
Архитектура — онемевшая музыка.
Кто собою не управит, тот и другого на разум не наставит.
Кто двигается вперёд в знании, но отстаёт в нравственности, тот более идёт назад, чем вперёд.
Мягкое и слабое побеждает твёрдое и сильное.
Мы сами созданы из сновидений,
И эту нашу маленькую жизнь
Сон окружает...
Чтоб добрым быть, я должен быть жесток.
Мы хотели муки жалящей
Вместо счастья безмятежного...
Человек, гордый человек, облечённый даже маленькой кратковременной властью, разыгрывает такой невероятный спектакль перед небом господним, что заставляет ангелов обливаться слезами.
Обстоятельства переменчивы, принципы — никогда.
Сатир, покинув бронзовый ручей,
сжимает канделябр на шесть свечей,
как вещь, принадлежащую ему.
Но, как сурово утверждает опись,
он сам принадлежит ему. Увы,
все виды обладанья таковы.
Сатир — не исключенье. Посему
в его мошонке зеленеет окись.
Фантазия подчёркивает явь.
А было так: он перебрался вплавь
через поток, в чьём зеркале давно
шестью ветвями дерево шумело.
Он обнял ствол. Но ствол принадлежал
земле. А за спиной уничтожал
следы поток. Просвечивало дно.
И где-то щебетала Филомела.
Ещё один продлись всё это миг,
сатир бы одиночество постиг,
ручьям свою ненужность и земле;
но в то мгновенье мысль его ослабла.
Стемнело. Но из каждого угла
«Не умер» повторяли зеркала.
Подсвечник воцарился на столе,
пленяя завершённостью ансамбля.
Нас ждёт не смерть, а новая среда.
От фотографий бронзовых вреда
сатиру нет. Шагнув за Рубикон,
он затвердел от пейс до гениталий.
Наверно, тем искусство и берёт,
что только уточняет, а не врёт,
поскольку основной его закон,
бесспорно, независимость деталей.
Зажжём же свечи. Полно говорить,
что нужно чей-то сумрак озарить.
Никто из нас другим не властелин,
хотя поползновения зловещи.
Не мне тебя, красавица, обнять.
И не тебе в слезах меня пенять;
поскольку заливает стеарин
не мысли о вещах, но сами вещи.