И то, что мы называем счастьем, и то, что называем несчастьем...
И то, что мы называем счастьем, и то, что называем несчастьем, одинаково полезно нам, если мы смотрим на то и на другое, как на испытание.
И то, что мы называем счастьем, и то, что называем несчастьем, одинаково полезно нам, если мы смотрим на то и на другое, как на испытание.
Писательский зуд неизлечим.
Сознание своего несовершенства приближает к совершенству.
У иных людей мозгов — кот наплакал, зато амбиций — слон наложил.
Чтобы написать замечательное любовное письмо, ты должен начать писать, не зная, что хочешь сказать, и закончить, не зная, что ты написал.
Иллюзии привлекают нас тем, что избавляют от боли, а в качестве замены приносят удовольствие. За это мы должны без сетований принимать, когда, вступая в противоречие с частью реальности, иллюзии разбиваются вдребезги.
В глубине моря вечная тишина. Ураганы бушуют на поверхности, там и проходят. Люди могут многому научиться у моря. Сохранять покой внутри, что бы ни происходило снаружи.
Глухому две обедни не служат.
Бабка свидетельница в суде по делу об изнасиловании:
— Иду я, значит, гляжу: кусты шевелятся, ну думаю: е*утся!..
Судья:
— Гражданка, Вы же в суде, правильно говорить: сношаются.
— Ну да, гражданин судья, думаю: сношаются... А подхожу ближе, гляжу: е*утся!..
Мокрый дождя не боится.
Если у тебя есть сад и библиотека, то у тебя есть всё, что тебе нужно.
Женщина готова флиртовать с кем угодно до тех пор, пока другие на это обращают внимание.
Главное свойство во всяком искусстве — чувство меры.
Когда теряет равновесие
твоё сознание усталое,
когда ступеньки этой лестницы
уходят из под ног,
как палуба,
когда плюёт на человечество
твоё ночное одиночество, —
ты можешь
размышлять о вечности
и сомневаться в непорочности
идей, гипотез, восприятия
произведения искусства,
и — кстати — самого зачатия
Мадонной сына Иисуса.
Но лучше поклоняться данности
с глубокими её могилами,
которые потом,
за давностью,
покажутся такими милыми.
Да. Лучше поклоняться данности
с короткими её дорогами,
которые потом
до странности
покажутся тебе
широкими,
покажутся большими,
пыльными,
усеянными компромиссами,
покажутся большими крыльями,
покажутся большими птицами.
Да. Лучше поклонятся данности
с убогими её мерилами,
которые потом до крайности,
послужат для тебя перилами
(хотя и не особо чистыми),
удерживающими в равновесии
твои хромающие истины
на этой выщербленной лестнице.