Как можешь ты судить о том, чего не знаешь?..
Как можешь ты судить о том, чего не знаешь?..
Как можешь ты судить о том, чего не знаешь?..
Волосы за висок
между пальцев бегут,
как волны, наискосок,
и не видно губ,
оставшихся на берегу,
лица, сомкнутых глаз,
замерших на бегу
против теченья. Раз-
розненный мир черт
нечем соединить.
Ночь напролёт след,
путеводную нить
ищут язык, взор,
подобно борзой,
упираясь в простор,
рассечённый слезой.
Вверх по теченью, вниз —
я. Сомкнутых век
не раскрыв, обернись:
там, по теченью вверх,
что (не труди глаза)
там у твоей реки?
Не то же ли там, что за устьем моей руки?
Мир пятерни. Срез
ночи. И мир ресниц.
Тот и другой без
обозримых границ.
И наши с тобой слова,
помыслы и дела
бесконечны, как два
ангельские крыла.
Пускай живёшь ты дворником, родишься вновь — прорабом,
А после из прораба до министра дорастёшь,
Но если туп, как дерево, — родишься баобабом
И будешь баобабом тыщу лет, пока помрёшь.
Тысячи гениев живут и умирают безвестными — либо неузнанными другими, либо неузнанными самими собой.
В больнице, увидев, что Раневская читает Цицерона, врач заметил:
— Не часто встретишь женщину, читающую Цицерона.
— Да и мужчину, читающего Цицерона, встретишь не часто, — парировала Фаина Георгиевна.
Мир опасен не потому, что некоторые люди творят зло, но потому, что некоторые видят это и ничего не делают.
Если бы человек всегда прислушивался к голосу разума, с ним никогда не происходило бы ничего интересного.
Встречают по одежде, а провожают по морде.
Все мы стали людьми лишь в той мере, в какой людей любили и имели случай любить.
Мудрый может менять мнение; глупец — никогда.
Многие живут преимущественно настоящим, это — люди легкомысленные; другие — будущим, это — люди боязливые и беспокойные. Редко кто соблюдает должную меру.