И кровавое преступление не обнаруживает себя так скоро, как любовь...
И кровавое преступление не обнаруживает себя так скоро, как любовь, желающая быть скрытой.
И кровавое преступление не обнаруживает себя так скоро, как любовь, желающая быть скрытой.
Моё дело, кажется, безнадёжно. Я ещё не встречал человека, который, зная о своих ошибках, признал бы свою вину перед самим собой.
Выбирай лучшее, а привычка сделает его и приятным.
Трёхлетний мальчик целый день пугал бабушку тем, что ходил за ней и говорил: «Молись и кайся». Оказалось, что он просил включить свой любимый мультик «Малыш и Карлсон».
Два машиниста ведут поезд, один с тоской смотрит в окно и говорит:
— Всё, пойду в путейцы работать.
— С чего это вдруг?
— А вот ты посмотри на них. Как ни проезжаем, они всё время курят и больше ничего не делают. Не работа, а мечта!
Ну, увольняется он с работы, устраивается в путейцы. Там ему выдают кувалду, и он ей машет. Час, второй, третий, четвёртый... На пятый он и говорит:
— Слышь, бригадир, а курить-то когда будем?
— А сейчас поезд поедет, мы все и покурим...
Люди с сильным и великодушным характером не меняют своего настроения в зависимости от своего благополучия или своих несчастий.
Жизнь — мираж. Тем не менее — радостным будь.
В страсти и опьянении — радостным будь.
Ты мгновения жил — и тебя уже нету.
Но хотя бы мгновение — радостным будь!
— Что меня всегда поражало, — сказал он, — так это звёздное небо под ногами и Иммануил Кант внутри нас. — Я, Василий Иванович, совершенно не понимаю, как это человеку, который путает Канта с Шопенгауэром, доверили командовать дивизией.
Я с детства знал, что газеты могут лгать, но только в Испании я увидел, что они могут полностью фальсифицировать действительность. Я лично участвовал в «сражениях», в которых не было ни одного выстрела и о которых писали, как о героических кровопролитных битвах, и я был в настоящих боях, о которых пресса не сказала ни слова, словно их не было. Я видел бесстрашных солдат, ославленных газетами трусами и предателями, и трусов и предателей, воспетых ими, как герои. Вернувшись в Лондон, я увидел, как интеллектуалы строят на этой лжи мировоззренческие системы и эмоциональные отношения.
Под небесами счастья нет, и мир устроен так:
Один рождается на свет, другой летит во мрак.
Когда бы ведал человек о всех земных печалях,
Не торопился б он сюда, коль сам себе не враг.
Следуй своей дорогой, и пусть другие люди говорят что угодно.
Они приходят к нам, когда
У нас в глазах не видно боли.
Но боль пришла — их нету боле:
В кошачьем сердце нет стыда!
Смешно, не правда ли, поэт,
Их обучать домашней роли.
Они бегут от рабской доли:
В кошачьем сердце рабства нет!
Как ни мани, как ни зови,
Как ни балуй в уютной холе,
Единый миг — они на воле:
В кошачьем сердце нет любви!
Я пью, — что говорить, — но не буяню спьяну;
Я жаден, но к чему? Лишь к полному стакану.
Да, свято чтить вино до смерти буду я,
Себя же самого, как ты, я чтить не стану.
Ты, кого я избрал, всех милей для меня.
Сердце пылкого жар, свет очей для меня.
В жизни есть ли хоть что-нибудь жизни дороже?
Ты и жизни дороже моей для меня.