Больной душе и совести усталой во всём беды мерещится начало...
Больной душе и совести усталой
Во всём беды мерещится начало.
Так именно утайками вина
Разоблачать себя осуждена.
Больной душе и совести усталой
Во всём беды мерещится начало.
Так именно утайками вина
Разоблачать себя осуждена.
Нищий подходит к женщине на улице:
— Мадам, я не ел три дня.
— Ну что же вы так? Надо себя заставить.
Озлобленная Европа нападает покамест на Россию не оружием, но ежедневной бешеной клеветою.
Люди делятся на тех, на кого можно положиться и на тех, на кого нужно положить.
Спектакль прошёл на «ура», а вот публика провалилась...
В жизни всегда есть место подвигу. Главное — держаться от этого места подальше.
Услышать молчание в ответ — самое болезненное для женщины. Лучше пусть он скажет, что разлюбил. Лучше пусть оттолкнёт обидным словом и прокричит: «Я устал от твоей любви!» Всё что угодно, только не молчание. Оно убивает.
Факты не существуют — есть только интерпретации.
Мы — послушные куклы в руках у творца!
Это сказано мною не ради словца.
Нас по сцене всевышний на ниточках водит
И пихает в сундук, доведя до конца.
Немного нужно, чтобы умереть, но искать смерть значит ничего не искать.
— Вы его знаете?
— Я знаю его так хорошо, что не разговариваю с ним уже десять лет.
Я с человеком в себе, как с псом: надоел — на цепь.
На зелёных коврах хорасанских полей
Вырастают тюльпаны из крови царей,
Вырастают фиалки из праха красавиц,
Из пленительных родинок между бровей.
Рассыпались в широком поле,
Как пчёлы, с гиком казаки;
Уж показалися значки
Там на опушке — два, и боле.
А вот в чалме один мюрид
В черкеске красной ездит важно,
Конь светло-серый весь кипит,
Он машет, кличет — где отважный?
Кто выйдет с ним на смертный бой!
Сейчас, смотрите: в шапке чёрной
Казак пустился гребенской;
Винтовку выхватил проворно,
Уж близко... выстрел... лёгкий дым...
Эй вы, станичники, за ним...
Что? ранен! — Ничего, безделка...
И завязалась перестрелка...
Когда-нибудь всё будет иметь свой конец — далёкий день, которого я уже не увижу, — тогда откроют мои книги и у меня будут читатели. Я должен писать для них, для них я должен закончить мои основные идеи. Сейчас я не могу бороться — у меня нет даже противников.
Человеком владеет любовь, а любит он то, что уходит.