Если женщина обладает развитым интеллектом...
Если женщина обладает развитым интеллектом, то у неё не всё в порядке с сексуальностью.

- #1
- Александр Хрперсков
-
+2
Если женщина обладает развитым интеллектом, то у неё не всё в порядке с сексуальностью.
Я считал, что лес — только часть полена.
Что зачем вся дева, раз есть колено.
Что, устав от поднятой веком пыли,
русский глаз отдохнёт на эстонском шпиле.
Я сижу у окна. Я помыл посуду.
Я был счастлив здесь, и уже не буду.
Они переводили глаза со свиньи на человека, с человека на свинью и снова со свиньи на человека, но угадать, кто из них кто, было невозможно.
Я всюду ищу любви — и нахожу несметное количество её в сердцах людей. Но когда я пытаюсь вымолить её, эта ужасная застенчивость сковывает меня, и я стою немой... или хуже, чем немой, говорю бессмысленные вещи, глупую ложь. И я вижу, как нежность, о которой я тоскую, расточают собакам, кошкам, потому что они просто подходят и просят.
Прямо здесь, перед нами, расстилаются неисчислимые миры. Они наложены друг на друга, друг друга пронизывают, их множество, и они абсолютно реальны.
Мир — изменение, жизнь — восприятие.
Если бы вы знали, как редко нас понимают правильно, вы бы чаще молчали.
Ни один человек не может быть героем для своего лакея. Не потому, что герой — не герой, а потому что лакей — только лакей.
Чисто обутый человек осторожно обходит грязь, но раз оступился, запачкал обувь, он уже меньше остерегается, а когда видит, что обувь вся испачкана, уже смело шлёпает по грязи, пачкаясь всё больше и больше.
Так и человек смолоду, пока он ещё чист от дурных и развратных дел, бережётся и сторонится от всего дурного, но стоит раз-другой ошибиться, и он думает: берегись, не берегись, всё то же будет, и пускается во все пороки.
Когда мне говорят о художественном и антихудожественном, о том, что сценично или не сценично, о тенденции, реализме и т. п., я теряюсь, нерешительно поддакиваю и отвечаю банальными полуистинами, которые не стоят и гроша медного. Все произведения я делю на два сорта: те, которые мне нравятся, и те, которые мне не нравятся. Другого критериума у меня нет, а если Вы спросите, почему мне нравится Шекспир и не нравится Златовратский, то я не сумею ответить. Быть может, со временем, когда поумнею, я приобрету критерий, но пока все разговоры о «художественности» меня только утомляют и кажутся мне продолжением всё тех же схоластических бесед, которыми люди утомляли себя в средние века.