Не заблуждайтесь в мысли, что мир вам чем-то обязан — он был до вас...
Не заблуждайтесь в мысли, что мир вам чем-то обязан — он был до вас и ничего вам не должен.
Не заблуждайтесь в мысли, что мир вам чем-то обязан — он был до вас и ничего вам не должен.
Всюду, где можно жить, можно жить хорошо.
Жена приходит домой с полным пакетом, достаёт из него пиво, раков, накрывает мужу поляну, спрашивает:
— А что ты футбол не смотришь?
Муж:
— Сильно?
Жена:
— Фара, бампер и капот.
Учусь терпеть, учусь терять
И при любой житейской стуже
Учусь, присвистнув, повторять:
Плевать, не сделалось бы хуже.
Ремонт невозможно закончить, его можно только прекратить.
Человек существует, когда выбирает себя.
Я пережил свои желанья,
Я разлюбил свои мечты;
Остались мне одни страданья,
Плоды сердечной пустоты.
Важно не то место, которое мы занимаем, а то направление, в котором мы движемся.
Когда личность не агрессивна, она непобедима.
Уж лучше грешным быть, чем грешным слыть.
Напраслина страшнее обличения.
И гибнет радость, коль её судить
Должно не наше, а чужое мнение.
Как может взгляд чужих порочных глаз
Щадить во мне игру горячей крови?
Пусть грешен я, но не грешнее вас,
Мои шпионы — мастера злословия.
Я — это я, а вы грехи мои
По-своему равняете примеру.
Но, может быть, я прав, а у судьи
Неправого в руках кривая мера,
И видит он в любом из ближних ложь,
Поскольку ближний на него похож!
Супруги, когда складывается конфликтная ситуация, сразу задайте себе вопрос: «Ты хочешь быть прав или счастлив?»
Кто усовершенствовался, тот не может верить тому, чтобы это усовершенствование кончилось.
Страсть не считается с правилами игры. Она-то, уж во всяком случае, свободна от нерешительности и самолюбия; от благородства, нравов, предрассудков, ханжества, приличий; от лицемерия и мудрствований; от страха за свой карман и за положение в мире здешнем и загробном.
Недаром, старинные художники изображали её в виде стрелы или ветра! Не будь она такой же бурной и молниеносной, — Земля давно бы уже носилась в пространстве опустошения. Она бы была свободна для сдачи в наём.
Весь мир — театр.
В нём женщины, мужчины — все актёры.
У них свои есть выходы, уходы,
И каждый не одну играет роль.
Семь действий в пьесе той. Сперва младенец,
Ревущий громко на руках у мамки...
Потом плаксивый школьник с книжкой сумкой,
С лицом румяным, нехотя, улиткой
Ползущий в школу. А затем любовник,
Вздыхающий, как печь, с балладой грустной
В честь брови милой. А затем солдат,
Чья речь всегда проклятьями полна,
Обросший бородой, как леопард,
Ревнивый к чести, забияка в ссоре,
Готовый славу бренную искать
Хоть в пушечном жерле. Затем судья
С брюшком округлым, где каплун запрятан,
Со строгим взором, стриженой бородкой,
Шаблонных правил и сентенций кладезь,—
Так он играет роль. Шестой же возраст —
Уж это будет тощий Панталоне,
В очках, в туфлях, у пояса — кошель,
В штанах, что с юности берёг, широких
Для ног иссохших; мужественный голос
Сменяется опять дискантом детским:
Пищит, как флейта... А последний акт,
Конец всей этой странной, сложной пьесы —
Второе детство, полузабытьё:
Без глаз, без чувств, без вкуса, без всего.
Я верю, обещаю верить,
Хоть сам того не испытал,
Что мог монах не лицемерить
И жить, как клятвой обещал;
Что поцелуи и улыбки
Людей коварны не всегда,
Что ближних малые ошибки
Они прощают иногда,
Что время лечит от страданья,
Что мир для счастья сотворён,
Что добродетель не названье
И жизнь поболее, чем сон!..
Но вере тёплой опыт хладный
Противуречит каждый миг,
И ум, как прежде безотрадный,
Желанной цели не достиг;
И сердце, полно сожалений,
Хранит в себе глубокий след
Умерших, но святых видений —
И тени чувств, каких уж нет;
Его ничто не испугает,
И то, что было б яд другим,
Его живит, его питает
Огнём язвительным своим.
Дайте человеку цель, ради которой стоит жить, и он сможет выжить в любой ситуации.