Ну вот исчезла дрожь в руках,
Теперь — наверх!
Ну вот сорвался в пропасть страх
Навек, навек...
Для остановки нет причин —
Иду, скользя...
И в мире нет таких вершин,
Что взять нельзя!
Тогда, когда любовей с нами нет,
тогда, когда от холода горбат,
достань из чемодана пистолет,
достань и заложи его в ломбард.
Купи на эти деньги патефон
и где-нибудь на свете потанцуй
(в затылке нарастает перезвон),
ах, ручку патефона поцелуй.
Да, слушайте совета Скрипача,
как следует стреляться сгоряча:
не в голову, а около плеча!
Живите только плача и крича!
На блюдечке я сердце понесу
и где-нибудь оставлю во дворе.
Друзья, ах, догадайтесь по лицу,
что сердца не отыщется в дыре,
проделанной на розовой груди,
и только патефоны впереди,
и только струны-струны, провода,
и только в горле красная вода.
Поблагодарим мудрую природу за то, что нужное она сделала лёгким, а тяжёлое — ненужным.
Дай Бог, чтоб милостию Неба
Рассудок на Руси воскрес.
Он что-то, кажется, исчез.
И жизнь уж нас томит, как ровный путь без цели,
Как пир на празднике чужом.
Спасибо мне, что есть я у тебя!
Не уходи в темнеющие дали:
Живи в короткой яркой полосе.
В моде
в каждой
так положено,
что нельзя без пуговицы,
а без головы можно.
Что написано пером, того не вырубишь топором.
На свете так много женщин, с которыми можно спать, и так мало женщин, с которыми можно разговаривать.
В убогом теле хиреет разум.
Ничто нельзя произнести столь точно, чтобы оно не было ложно истолковано.
В морозном воздухе растаял лёгкий дым,
И я, печальною свободою томим,
Хотел бы вознестись в холодном, тихом гимне,
Исчезнуть навсегда... Но суждено идти мне
По снежной улице в вечерний этот час —
Собачий слышен лай, и запад не погас,
И попадаются прохожие навстречу.
Не говори со мной — что я тебе отвечу?
Великие умы — имеют скептический склад.
Но вас я вижу, вам внимаю...
И что же? Слабый человек!
Свободу потеряв навек,
Неволю сердцем обожаю.
Не бойся незнания, бойся ложного знания. От него всё зло.
