Я очень часто несу чепуху,
Пишу плохие стихи,
Ношу пальто на рыбьем меху,
Холодные сапоги.
Теряю друзей, наживаю врагов,
Плачу за газ и за свет,
А кроме того, ищу любовь,
Которой всё нет и нет.
Я, к сожаленью, здесь не посторонний...
Пока не поставлена клизма,
Я жив и довольно живой;
Коза моего оптимизма
Питается трын-травой.
Если я ещё в живых,
что уже бесценно,
то единственный мой вых... —
в свет, в эфир, на сцену.
Как всякий академик и герой —
«Что за херня!» —
я сетую порой.
В живую жизнь упрямо верил я,
В простой резон и в мудрость шутки,
А все высокие материи
Бл*дям раздаривал на юбки.
Живу хорошо, но завидовать нечему.
Мой восторг от жизни обоснован,
Бог весьма украсил жизнь мою:
Я, по счастью, так необразован,
Что всё время что-то узнаю.
Я в этой жизни рано стал ребёнком...
Я здесь осуществляю проживанье...
Чем я занимаюсь? Симулирую здоровье.
...Эта жизнь, эта мощь огневая,
Эта сшибка натур и идей...
Без ночёвки в гостях не бываю!
потому что
люблю я
людей.
Жить вообще — страшно. Вы заметили, чем всё это кончается?
Я — выкидыш Станиславского!
Больной и здоровый живут одно и то же время, только те силы, что больной тратит на отдаление, здоровый — на приближение яркого света в конце тоннеля.
Это те, что кричали: «Варраву
Отпусти нам для праздника», те
Что велели Сократу отраву
Пить в тюремной глухой тесноте.
Им бы этот же вылить напиток
В их невинно клевещущий рот,
Этим милым любителям пыток,
Знатокам в производстве сирот.
Если в прах ты, судьбою униженный, пал,
Если купол небесный тебя покарал,
Но и воду живую из рук подлецов
Не бери, хоть бы даже в огне ты сгорал.
Лучший способ найти себя — это потерять себя в служении другим.
Наша свобода напоминает светофор, у которого горят три огня сразу.
Больше доблести в том, чтобы словами убивать войны, чем железом — людей.
Какие б вокруг ни кипели страсти,
Запомни: чтоб глупости не свершить,
Счастлив не тот, кто увидел счастье,
А тот, кто сумел его оценить!
Никто не молод после сорока лет, но мы можем быть неотразимыми в любом возрасте.
Чем ближе крах империи, тем безумнее её законы.
Сколько глупых вещей говорят люди только из желания сказать что-либо.
Ищи лучшего человека среди тех, кого осуждает мир.
Сухое левантинское лицо,
упрятанное оспинками в бачки,
когда он ищет сигарету в пачке,
на безымянном тусклое кольцо
внезапно преломляет двести ватт,
и мой хрусталик вспышки не выносит;
я жмурюсь — и тогда он произносит,
глотая дым при этом, «виноват».
Январь в Крыму. На черноморский брег
зима приходит как бы для забавы:
не в состояньи удержаться снег
на лезвиях и остриях агавы.
Пустуют ресторации. Дымят
ихтиозавры грязные на рейде,
и прелых лавров слышен аромат.
«Налить вам этой мерзости?» «Налейте».
Итак — улыбка, сумерки, графин.
Вдали буфетчик, стискивая руки,
даёт круги, как молодой дельфин
вокруг хамсой заполненной фелюги.
Квадрат окна. В горшках — желтофиоль.
Снежинки, проносящиеся мимо...
Остановись, мгновенье! Ты не столь
прекрасно, сколько ты неповторимо.
Там шпиёнки с крепким телом:
Ты их в дверь — они в окно!
Говори, что с этим делом
Мы покончили давно.
Все строят планы, и никто не знает, проживёт ли он до вечера.
Если ты не впадаешь в молитвенный раж,
Но последний кусок неимущим отдашь,
Если ты никого из друзей не предашь —
Прямо в рай попадёшь... Если выпить мне дашь!
Только наша женщина на вопрос: «Чай будешь с сахаром или без?» отвечает: «Да».
