Материнство достойно уважения. Отец — всегда только случайность.
Скрытое в отце проявляется в сыне, и часто в сыне я нахожу ответы на загадки отца.
Почтительный сын — это тот, кто огорчает отца и мать разве что своей болезнью.
Материнство — факт. Отцовство — мнение.
Дружба между мужчиной и женщиной возможна... при определённой доле физического отвращения.
С человеком происходит то же, что и с деревом. Чем больше стремится он вверх, к свету, тем глубже уходят корни его в землю, вниз, в мрак и глубину — ко злу.
Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем. И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя.
Если у человека есть «зачем», он вынесет любое «как».
Нет прекрасной поверхности без ужасной глубины.
Сотворить идеал — это значит переделать своего дьявола в своего Бога. А для этого надобно прежде всего сотворить своего дьявола.
Любовь есть такое состояние, когда человек по большей части видит вещи не такими, каковы они есть.
Верное средство рассердить людей и внушить им злые мысли — заставить их долго ждать.
Разумный писатель пишет не для какого-нибудь будущего, а только для своего, то есть для себя в старости, чтобы и тогда радоваться собою.
Фанатики красочны, а человечеству приятнее видеть жесты, нежели выслушивать доводы.
Кто чувствует несвободу воли, тот душевнобольной; кто отрицает её, тот глуп.
Счастье всегда таинственно,
Зато откровенно горе.
Тот прав, кто громче и с большей убедительностью крикнет на другого.
Нет ничего лучше воспоминаний. Да и ничего хуже тоже нет.
Единственное, чего мне хотелось и хочется, чтобы люди чувствовали себя более свободными от обстоятельств, то есть чтобы человек сохранял скорее себя, нежели какой-то внешний комфорт.
Будь светильником для самого себя,
Будь опорой самому себе,
Придерживайся собственной правды,
как единственного света.
Когда в непогоду в изнеможенье
Журавль что-то крикнет в звёздной дали,
Его товарищи журавли
Всё понимают в одно мгновенье.
И, перестроившись на лету,
Чтоб не отстал, не покинул стаю,
Не дрогнул, не начал терять высоту,
Крылья, как плечи, под ним смыкают.
А южные бабочки с чёрным пятном,
Что чуют за семь километров друг друга:
Усы — как радары для радиоволн.
— Пора! Скоро дождик! — сигналит он.
И мчится к дому его подруга.
Когда в Антарктике гибнет кит
И вынырнуть из глубины не может,
Он SOS ультразвуком подать спешит
Всем, кто услышит, поймёт, поможет.
И все собратья киты вокруг,
Как по команде, на дно ныряют,
Носами товарища подымают
И мчат на поверхность, чтоб выжил друг.
А мы с тобою, подумать только,
Запасом в тысячи слов обладаем,
Но часто друг друга даже на толику
Не понимаем, не понимаем!
Всё было б, наверно, легко и ясно
Но можно ли, истины не губя,
Порой говорить почти ежечасно
И слышать при этом только себя?
А мы не враги. И как будто при этом
Не первые встречные, не прохожие,
Мы вроде бы существа с интеллектом,
Не бабочки и не киты толстокожие.
Какой-то почти парадокс планеты!
Выходит порой — чем лучше, тем хуже,
Вот скажешь, поделишься, вывернешь душу —
Как в стену! Ни отзвука, ни ответа...
И пусть только я бы. Один, наконец,
Потеря не слишком-то уж большая.
Но сколько на свете людей и сердец
Друг друга не слышат, не понимают?!
И я одного лишь в толк не возьму:
Иль впрямь нам учиться у рыб или мухи?
Ну почему, почему, почему
Люди так часто друг к другу глухи?!
Какое нам в сущности дело,
Что всё превращается в прах,
Над сколькими безднами пела
И в скольких жила зеркалах.
Пускай я не сон, не отрада
И меньше всего благодать,
Но, может быть, чаще, чем надо,
Придётся тебе вспоминать —
И гул затихающих строчек,
И глаз, что скрывает на дне
Тот ржавый колючий веночек
В тревожной своей тишине.
Суди о человеке больше по его вопросам, чем по его ответам.
Циник — человек, знающий всему цену, но не знающий ценности.
Нельзя требовать от грязи, чтобы она не была грязью.
