Я не признаю слова «играть»...

Весь мир — театр.
В нём женщины, мужчины — все актёры.
У них свои есть выходы, уходы,
И каждый не одну играет роль.

Семь действий в пьесе той. Сперва младенец,
Ревущий громко на руках у мамки...
Потом плаксивый школьник с книжкой сумкой,
С лицом румяным, нехотя, улиткой

Ползущий в школу. А затем любовник,
Вздыхающий, как печь, с балладой грустной
В честь брови милой. А затем солдат,
Чья речь всегда проклятьями полна,

Обросший бородой, как леопард,
Ревнивый к чести, забияка в ссоре,
Готовый славу бренную искать
Хоть в пушечном жерле. Затем судья

С брюшком округлым, где каплун запрятан,
Со строгим взором, стриженой бородкой,
Шаблонных правил и сентенций кладезь,—
Так он играет роль. Шестой же возраст —

Уж это будет тощий Панталоне,
В очках, в туфлях, у пояса — кошель,
В штанах, что с юности берёг, широких
Для ног иссохших; мужественный голос

Сменяется опять дискантом детским:
Пищит, как флейта... А последний акт,
Конец всей этой странной, сложной пьесы —
Второе детство, полузабытьё:
Без глаз, без чувств, без вкуса, без всего.

Уильям Шекспир

Я жила со многими театрами, но так и не получила удовольствия.

Фаина Раневская

Кто мы — куклы на нитках, а кукольник наш — небосвод.
Он в большом балагане своём представленье ведёт.
Он сейчас на ковре бытия нас попрыгать заставит,
А потом в свой сундук одного за другим уберёт.

Омар Хайям

Будет прав, кто театром наш мир назовёт,
Все — мы куклы, а кукольник — сам небосвод.
На ковре бытия он нам даст порезвиться
И в сундук одного за другим уберёт.

Омар Хайям

Однажды Завадский закричал Раневской из зала: «Фаина, Вы своими выходками сожрали весь мой замысел!». «То-то у меня чувство, как будто наелась говна», — достаточно громко пробурчала Фаина. «Вон из театра!» — крикнул мэтр. Раневская, подойдя к авансцене, ответила ему: «Вон из искусства!»

Фаина Раневская

Вся наша жизнь — игра, а люди в ней — актёры.

Уильям Шекспир

Я — выкидыш Станиславского!

Фаина Раневская

Жизнь — театр, а люди — в нём актёры...

Уильям Шекспир

Мгновеньями Он виден, чаще скрыт.
За нашей жизнью пристально следит.
Бог нашей драмой коротает вечность!
Сам сочиняет, ставит и глядит.

Омар Хайям

Первый сезон в Крыму, я играю в пьесе Сумбатова Прелестницу, соблазняющую юного красавца. Действие происходит в горах Кавказа. Я стою на горе и говорю противно-нежным голосом: «Шаги мои легче пуха, я умею скользить, как змея...» После этих слов мне удалось свалить декорацию, изображавшую гору, и больно ушибить партнёра. В публике смех, партнёр, стеная, угрожает оторвать мне голову.

Фаина Раневская

Наша жизнь — пьеса, в которой Бог распределил роли. Нам остаётся лишь их с достоинством сыграть.

Эпиктет

Это не театр, а дачный сортир. В нынешний театр я хожу так, как в молодости шла на аборт, а в старости рвать зубы. Ведь знаете, как будто бы Станиславский не рождался. Они удивляются, зачем я каждый раз играю по-новому.

Фаина Раневская

— Почему Вы кочевали из театра в театр?
— Искала святое искусство.
— Нашли?
— Да! В Третьяковской галерее.

Фаина Раневская

Ну и лица мне попадаются, не лица, а личное оскорбление! В театр вхожу как в мусоропровод: фальшь, жестокость, лицемерие. Ни одного честного слова, ни одного честного глаза! Карьеризм, подлость, алчные старухи!

Фаина Раневская

Поклонников миллион, а в аптеку сходить некому.

Фаина Раневская