Вхожу в мечеть. Час поздний и глухой...
Вхожу в мечеть. Час поздний и глухой.
Не в жажде чуда я и не с мольбой:
Когда-то коврик я стянул отсюда,
А он истёрся; надо бы другой...
Вхожу в мечеть. Час поздний и глухой.
Не в жажде чуда я и не с мольбой:
Когда-то коврик я стянул отсюда,
А он истёрся; надо бы другой...
Что делать, знает тот, кто виноват...
Вы будете продолжать прощать того, кого любите, пока не возненавидите его.
Или как можно короче, или как можно приятнее.
Работа — лучшее лекарство от всех бед.
Проклятый девятнадцатый век, проклятое воспитание: не могу стоять, когда мужчины сидят.
Там шпиёнки с крепким телом:
Ты их в дверь — они в окно!
Говори, что с этим делом
Мы покончили давно.
Тот, кто нигде не имеет дома, волен ехать куда угодно.
Телеграмма и муж пришли одновременно.
Жена читает телеграмму:
«Приехать не могу! Встречать не надо. Не знаю, когда выеду. Тут такое произошло. Я не вернусь. Устраивай свою жизнь. Успокой детей. Андрей».
— Как хорошо, что ты приехал. А когда ты посылал эту телеграмму?
— Не обращай внимания.
— Ну слава Богу.
На базаре мудрость продавали
И давали старость к ней в придачу.
Люди проходили, но не брали,
Уходили молча, деньги пряча.
Глупость продавали на базаре,
Молодость давали к ней в придачу!
Люди подходили, покупали,
Убегали, позабыв про сдачу...
Мало ли чего можно рассказать! Не всему же надо верить.
Массы никогда не знали жажды истины. Они требуют иллюзий, без которых они не могут жить.
Хочешь мира — готовься к войне.
Достигни того, чего хочешь, или придётся довольствоваться тем, что имеешь.
Когда мне говорят о художественном и антихудожественном, о том, что сценично или не сценично, о тенденции, реализме и т. п., я теряюсь, нерешительно поддакиваю и отвечаю банальными полуистинами, которые не стоят и гроша медного. Все произведения я делю на два сорта: те, которые мне нравятся, и те, которые мне не нравятся. Другого критериума у меня нет, а если Вы спросите, почему мне нравится Шекспир и не нравится Златовратский, то я не сумею ответить. Быть может, со временем, когда поумнею, я приобрету критерий, но пока все разговоры о «художественности» меня только утомляют и кажутся мне продолжением всё тех же схоластических бесед, которыми люди утомляли себя в средние века.
Один момент раскроет вам злодея, но честный познаётся лишь годами.