Если знанья вино сможешь в разум впитать...
Если знанья вино сможешь в разум впитать,
То молчи — тайн великих не смей продавать!
И ушей не ищи ты для слов драгоценных —
Станешь морем бескрайним, коль будешь молчать!
Если знанья вино сможешь в разум впитать,
То молчи — тайн великих не смей продавать!
И ушей не ищи ты для слов драгоценных —
Станешь морем бескрайним, коль будешь молчать!
Мой друг, я искренно жалею
того, кто, в тайной слепоте,
пройдя всю длинную аллею,
не мог приметить на листе
сеть изумительную жилок,
и точки жёлтых бугорков,
и след зазубренный от пилок
голуборогих червяков.
Давай дружить: то я к тебе обедать, то ты меня к себе зови!
Теперь всё чаще чувствую усталость,
всё реже говорю о ней теперь.
О, помыслов души моей кустарность,
весёлая и тёплая артель.
Каких ты птиц себе изобретаешь,
кому их даришь или продаёшь,
и в современных гнёздах обитаешь,
и современным голосом поёшь?
Вернись, душа, и пёрышко мне вынь,
пускай о славе радио споёт нам.
Скажи, душа, как выглядела жизнь,
как выглядела с птичьего полёта?
Покуда снег, как из небытия,
кружит по незатейливым карнизам,
рисуй о смерти, улица моя,
а ты, о птица, вскрикивай о жизни.
Вот я иду, а где-то ты летишь,
уже не слыша сетований наших.
Вот я живу, а где-то ты кричишь
и крыльями взволнованными машешь.
Мы — рябь на Времени.
Человек, которого можно купить, как правило, ничего не стоит.
И спросит Бог:
— Никем не ставший,
Зачем ты жил? Что смех твой значит?
— Я утешал рабов уставших, — отвечу я.
И Бог заплачет.
Он весь сверкает и хрустит,
Обледенелый сад.
Ушедший от меня грустит,
Но нет пути назад.
И солнца бледный тусклый лик —
Лишь круглое окно;
Я тайно знаю, чей двойник
Приник к нему давно.
Здесь мой покой навеки взят
Предчувствием беды,
Сквозь тонкий лёд ещё сквозят
Вчерашние следы.
Склонился тусклый мёртвый лик
К немому сну полей,
И замирает острый крик
Отсталых журавлей.
Одна мечта всё жарче и светлей,
Одну надежду люди не утратили —
Что волки превратятся в журавлей
И клином улетят к еб*ени матери!
Вдохновение приходит только во время работы.