С точки зрения оптимиста — стакан наполовину полон...
С точки зрения оптимиста — стакан наполовину полон, пессимиста — наполовину пуст.
С точки зрения оптимиста — стакан наполовину полон, пессимиста — наполовину пуст.
Несказанные речи
Я больше не твержу.
Но в память той невстречи
Шиповник посажу.
Как сияло там и пело
Нашей встречи чудо,
Я вернуться не хотела
Никуда оттуда.
Горькой было мне усладой
Счастье вместо долга,
Говорила с кем не надо,
Говорила долго.
Пусть влюблённых страсти душат,
Требуя ответа,
Мы же, милый, только души
У предела света.
Разумный писатель пишет не для какого-нибудь будущего, а только для своего, то есть для себя в старости, чтобы и тогда радоваться собою.
Не пойми меня дурно. С твоим голосом, телом, именем
ничего уже больше не связано; никто их не уничтожил,
но забыть одну жизнь человеку нужна, как минимум,
ещё одна жизнь. И я эту долю прожил.
Это самое ужасное рассуждение: если я не могу всего — значит, я ничего не буду делать.
Когда человек умирает,
Изменяются его портреты.
По-другому глаза глядят, и губы
Улыбаются другой улыбкой.
Я заметила это, вернувшись
С похорон одного поэта.
И с тех пор проверяла часто,
И моя догадка подтвердилась.
Нет столь великой вещи, которую не превзошла бы величиною ещё большая. Нет вещи столь малой, в которую не вместилась бы ещё меньшая.
Бар, два часа ночи, всё закрыто. Из норки высовывается немецкая мышь, оглядывается — кота нет, несётся к бару, наливает себе пива, выпивает и летит что есть сил обратно к норке.
Через минуту показывается французская мышь, оглядывается — нет кота, тоже несётся к бару, наливает себе вина, выпивает и тоже убегает в нору.
Мексиканская мышь высовывается — кота нет, текила, норка.
Выглядывает русская мышь — нет кота, бежит к бару, наливает 100 грамм, выпивает, оглядывается — нет кота, наливает вторую, пьёт — нет кота, наливает третью, потом четвёртую и пятую. После пятой садится, оглядывается — ну нет кота! Разминает мускулы и злобно так бормочет:
— Ну мы бл*ть подождём...
Ты узнаешь меня по почерку. В нашем ревнивом царстве
всё подозрительно: подпись, бумага, числа.
Даже ребёнку скучно в такие цацки;
лучше уж в куклы. Вот я и разучился.
Теперь, когда мне попадается цифра девять
с вопросительной шейкой (чаще всего, под утро)
или (заполночь) двойка, я вспоминаю лебедь,
плывущую из-за кулис, и пудра
с потом щекочут ноздри, как будто запах
набирается как телефонный номер
или — шифр сокровища. Знать, погорев на злаках
и серпах, я что-то всё-таки сэкономил!
Этой мелочи может хватить надолго.
Сдача лучше хрусткой купюры, перила — лестниц.
Брезгуя шёлковой кожей, седая холка
оставляет вообще далеко наездниц.
Настоящее странствие, милая амазонка,
начинается раньше, чем скрипнула половица,
потому что губы смягчают линию горизонта,
и путешественнику негде остановиться.
Быть спокойным, непринуждённым и великодушным — это лекарство.
Не давай мне ничего на память:
Знаю я, как память коротка.
И хотите Вы или нет, я Вас уже взяла туда внутрь, куда беру всё любимое, не успев рассмотреть, видя уже внутри.
Красивыми мужчинами женщины любуются, умных — обожают, в добрых — влюбляются, смелых — боятся, но выходят замуж охотно только за сильных.
Не вдруг увянет наша младость,
Не вдруг восторги бросят нас,
И неожиданную радость
Ещё обнимем мы не раз:
Но вы, живые впечатленья,
Первоначальная любовь,
Небесный пламень упоенья,
Не прилетаете вы вновь.
Мы читаем, чтобы знать, что не одиноки.
Вот, смотрите, кот. Коту совершенно наплевать, существует ли общество «Память». Или отдел идеологии при ЦК. Так же, впрочем, ему безразличен президент США, его наличие или отсутствие. Чем я хуже этого кота?