Орлов с Истоминой в постеле
В убогой наготе лежал.
Не отличился в жарком деле
Непостоянный генерал.
Не думав милого обидеть,
Взяла Лариса микроскоп
И говорит: «Позволь увидеть,
Чем ты меня, мой милый, ё*...»
Иной имел мою Аглаю
За свой мундир и чёрный ус,
Другой за деньги — понимаю,
Другой за то, что был француз,
Клеон — умом её стращая,
Дамис — за то, что нежно пел.
Скажи теперь, мой друг Аглая,
За что твой муж тебя имел?
Раззевавшись от обедни,
К Катакази еду в дом.
Что за греческие бредни,
Что за греческий содом!
Подогнув под жопу ноги,
За вареньем, средь прохлад,
Как египетские боги,
Дамы преют и молчат.
«Признаюсь пред всей Европой, —
Хромоногая кричит: —
Маврогепий толстожопый
Душу, сердце мне томит.
Муж! вотще карманы грузно
Ты набил в семье моей.
И вотще ты пятишь грузно,
Маврогений мне милей».
Здравствуй, круглая соседка!
Ты бранчива, ты скупа,
Ты неловкая кокетка,
Ты плешива, ты глупа.
Говорить с тобой нет мочи —
Всё прощаю! бог с тобой;
Ты с утра до тёмной ночи
Рада в банк играть со мной.
Вот еврейка с Тадарашкой
Пламя пышет в подлеце,
Лапу держит под рубашкой,
Рыло на её лице.
Весь от ужаса хладею:
Ах, еврейка, бог убьёт!
Если верить Моисею,
Скотоложница умрёт!
Ты наказана сегодня,
И тебя пронзил Амур,
О чувствительная сводня,
О краса молдавских дур.
Смотришь: каждая девица
Пред тобою с молодцом,
Ты ж одна, моя вдовица,
С указательным перстом.
Ты умна, велеречива,
Кишинёвская Жанлис,
Ты бела, жирна, шутлива,
Пучеокая Тарсис.
Не хочу судить я строго,
Но к тебе не льнёт душа
Так послушай, ради бога,
Будь глупа, да хороша.
То, что у пьяной женщины на уме, у пьяного мужчины никогда не получится.
Виагра LIGHT — просто хочется поцеловаться.
Вернувшись от дверей, присела,
сказала, клипсу теребя:
«И что-то я ещё хотела...
Ах да, тебя!..»
Всегда бываю не в себе,
Когда бываю не в тебе.
Я просто невменяемый,
Когда я невтебяемый!
Жила-была девочка Робин Гуд — у богатых брала, бедным давала.
Глупый пингвин робко прячет, умный смело достаёт.
Женщина приходит к попу:
— Святой отец, я согрешила.
— Что случилось, дитя моё?
— Я назвала мужчину... сукой.
— За что?!
— Он... взял меня за руку.
— Как, вот так?..
— Да...
— Но это не повод называть мужчину сукой.
— Да, но потом он обнял меня.
— Как, вот так?
— Да, вот так.
— Но это не повод называть мужчину сукой.
— Да, но потом он меня поцеловал.
— Как, вот так?
— Да, вот так.
— Но это не повод называть мужчину сукой.
— Да, но потом он меня раздел.
— Как, вот так?
— Да, вот так.
— Но это не повод называть мужчину сукой.
— Да, но потом он вставил мне свою штучку...
— Как, вот так?
— Да, вот так.
— Но это не повод называть мужчину сукой.
— Да, но потом он сказал, что у него спид.
— Вот сука!!!
Люблю перед дорогой дальней
Оргазм орально-генитальный.
А супружеский долг отдай рублями!
Мне изюм
Нейдёт на ум,
Цуккерброд
Не лезет в рот,
Пастила нехороша
Без тебя, моя душа.
В умной беседе ума набраться, в глупой — свой растерять.
В синем небе, колокольнями проколотом, —
Медный колокол, медный колокол —
То ль возрадовался, то ли осерчал...
Купола в России кроют чистым золотом —
Чтобы чаще Господь замечал.
— Как жизнь, Фаина Георгиевна?
— Я вам ещё в прошлом году говорила, что говно. Но тогда это был марципанчик.
Кто ран не знал, над раною хохочет.
«Книга о сексе». Глава первая — «Введение».
Женщина, мужайся, ничего,
Это жизнь, бывало ведь и хуже...
Мне вот, скажем, было каково —
Одному любить тебя, без мужа...
В Рождество все немного волхвы.
В продовольственных слякоть и давка.
Из-за банки кофейной халвы
производит осаду прилавка
грудой свёртков навьюченный люд:
каждый сам себе царь и верблюд.
Сетки, сумки, авоськи, кульки,
шапки, галстуки, сбитые набок.
Запах водки, хвои и трески,
мандаринов, корицы и яблок.
Хаос лиц, и не видно тропы
в Вифлеем из-за снежной крупы.
И разносчики скромных даров
в транспорт прыгают, ломятся в двери,
исчезают в провалах дворов,
даже зная, что пусто в пещере:
ни животных, ни яслей, ни Той,
над Которою — нимб золотой.
Пустота. Но при мысли о ней
видишь вдруг как бы свет ниоткуда.
Знал бы Ирод, что чем он сильней,
тем верней, неизбежнее чудо.
Постоянство такого родства —
основной механизм Рождества.
То и празднуют нынче везде,
что Его приближенье, сдвигая
все столы. Не потребность в звезде
пусть ещё, но уж воля благая
в человеках видна издали,
и костры пастухи разожгли.
Валит снег; не дымят, но трубят
трубы кровель. Все лица как пятна.
Ирод пьёт. Бабы прячут ребят.
Кто грядёт — никому непонятно:
мы не знаем примет, и сердца
могут вдруг не признать пришлеца.
Но, когда на дверном сквозняке
из тумана ночного густого
возникает фигура в платке,
и Младенца, и Духа Святого
ощущаешь в себе без стыда;
смотришь в небо и видишь — звезда.
Боязнь совершить ошибку вовлекает в другую.
Вся вера есть не более, чем почта
в один конец.
