Целых лет двадцать человек занимается каким-нибудь делом, например читает римское право, а на двадцать первом — вдруг оказывается, что римское право ни при чём, что он даже не понимает его и не любит, а на самом деле он тонкий садовод и горит любовью к цветам. Происходит это, надо полагать, от несовершенства нашего социального строя, при котором сплошь и рядом попадают на своё место только к концу жизни.
Месяца месяцами сменялись до нас,
Мудрецы мудрецами сменялись до нас.
Эти камни в пыли под ногами у нас
Были прежде зрачками пленительных глаз...
Жениться надо всегда так же, как мы умираем, то есть только тогда, когда невозможно иначе.
Нет ничего лучше воспоминаний. Да и ничего хуже тоже нет.
Старость не защищает от любви, но любовь защищает от старости.
— Ну-с, Фаина Георгиевна, и чем же Вам не понравился финал моей последней пьесы?
— Он находится слишком далеко от начала.
Наш долг — это право, которое другие имеют на нас.
Не шалю, никого не трогаю, починяю примус.
Не всё, что делает превосходный мастер, сделано превосходно.
Грусть — жестокий властелин.
Если ждать минуты, когда всё, решительно всё будет готово, никогда не придётся начинать.
