Бог — это не кумир и не повальный целитель...
Бог — это не кумир и не повальный целитель. Это Бог, и к нему неуместно применять обычные наши эмоции.
Бог — это не кумир и не повальный целитель. Это Бог, и к нему неуместно применять обычные наши эмоции.
Вновь Исакий в облаченье
Из литого серебра.
Стынет в грозном нетерпенье
Конь Великого Петра.
Ветер душный и суровый
С чёрных труб сметает гарь...
Ах! своей столицей новой
Недоволен государь.
Сердце бьётся ровно, мерно.
Что мне долгие года!
Ведь под аркой на Галерной
Наши тени навсегда.
Сквозь опущенные веки
Вижу, вижу, ты со мной,
И в руке твоей навеки
Нераскрытый веер мой.
Оттого, что стали рядом
Мы в блаженный миг чудес,
В миг, когда над Летним садом
Месяц розовый воскрес, —
Мне не надо ожиданий
У постылого окна
И томительных свиданий.
Вся любовь утолена.
Ты свободен, я свободна,
Завтра лучше, чем вчера, —
Над Невою темноводной,
Под улыбкою холодной
Императора Петра.
Самый бесчеловечный акт, который может совершить человек — превратить кого-либо в вещь.
Вослед за тем последует другой.
Хоть, кажется, все меры вплоть до лести
уж приняты, чтоб больше той рукой
нельзя было писать на этом месте.
Как в школьные года — стирал до дыр.
Но ежедневно — слышишь голос строгий;
уже на свете есть какой-то мир,
который не боится тавтологий.
Теперь и я прижал лицо к окну.
О страхе том, что гнал меня из комнат,
недостаёт величия припомнить:
продёрнутая нить сквозь тишину.
Звонки, звонки. Один другому вслед.
Под окнами толпа, огней смешенье...
Всё так же смутно там, как ощущенье,
что жизнь короче на один запрет.
Легче познать людей вообще, чем одного человека в частности.
Я желаю тебе добра, потому и браню тебя — так всегда узнаются истинные друзья!
Любовь с рассудком редко живёт в ладу.
Что собственно возмущает в страдании, так это не само страдание, а его бессмысленность.
Бывают иногда такие случаи, что надо быть немного сумасшедшим для того, чтобы выпутаться.