Нет ничего более полезного для нервов...
Нет ничего более полезного для нервов, чем побывать там, где никогда не был.
Нет ничего более полезного для нервов, чем побывать там, где никогда не был.
Ошибки, которые делались в течение нескольких лет, не могут быть исправлены за несколько часов.
Мир я сравнил бы с шахматной доской:
То день, то ночь. А пешки? Мы с тобой —
Подвигают, притиснут, — и побили...
И в тёмный ящик сунут на покой.
Чтобы оценить положение человека с точки зрения счастья, надо знать не то, что даёт ему удовлетворение, а то, что способно опечалить его, и чем незначительнее это последнее, тем человек счастливее: чтобы быть чувствительным к мелочам, надо жить в известном довольстве: в несчастии ведь мы их вовсе не ощущаем.
Странно! Стоит лишь мне умолчать о какой-то мысли и держаться от неё подальше, как эта самая мысль непременно является мне воплощённой в облике человека, и мне приходится теперь любезничать с этим «ангелом Божьим»!
Нет человека праведного на земле, который делал бы добро и не грешил бы.
Вечная весна в одиночной камере.
Владей своими страстями — или они овладеют тобою.
Меняй что-нибудь одно: либо картину, либо рамку, либо стену.
— Девушка, а Вы бы смогли полюбить радикала?
— Ради чего?!
Влёк и меня учёных ореол.
Я смолоду их слушал, споры вёл,
Сидел у них... Но той же самой дверью
Я выходил, которой и вошёл.
Мы все сломаны. И именно в местах надломов мы часто сильнее всего.
Мечтайте о великом: лишь великие мечты в силах затронуть людские души.
Она ко мне долго не шла,
отнекивалась, не хотела.
И вдруг так прелестно дала
возможность быть нежным всецело.
Так долго вместе прожили, что снег
коль выпадал, то думалось — навеки,
что, дабы не зажмуривать ей век,
я прикрывал ладонью их, и веки,
не веря, что их пробуют спасти,
метались там, как бабочки в горсти.
Американец думает на ходу, немец — стоя, англичанин — сидя, а русский — потом. Сначала делает, а потом думает, как бы расхлебать то, что наделал...