Да не ослепляет тебя ни дружба насчёт недостатков твоего друга...
Да не ослепляет тебя ни дружба насчёт недостатков твоего друга, ни ненависть насчёт хороших качеств твоего врага.
Да не ослепляет тебя ни дружба насчёт недостатков твоего друга, ни ненависть насчёт хороших качеств твоего врага.
О горе, горе сердцу, где жгучей страсти нет.
Где нет любви мучений, где грёз о счастье нет.
День без любви — потерян: тусклее и серей,
Чем этот день бесплодный, и дней ненастья нет.
От зенита Сатурна до чрева Земли
Тайны мира своё толкованье нашли.
Я распутал все петли вблизи и вдали,
Кроме самой простой — кроме смертной петли.
Коньяк в графине — цвета янтаря,
что, в общем, для Литвы симптоматично.
Коньяк вас превращает в бунтаря.
Что не практично. Да, но романтично.
Он сильно обрубает якоря
всему, что неподвижно и статично.
Конец сезона. Столики вверх дном.
Ликуют белки, шишками насытясь.
Храпит в буфете русский агроном,
как свыкшийся с распутицею витязь.
Фонтан журчит, и где-то за окном
милуются Юрате и Каститис.
Пустые пляжи чайками живут.
На солнце сохнут пёстрые кабины.
За дюнами транзисторы ревут
и кашляют курляндские камины.
Каштаны в лужах сморщенных плывут
почти как гальванические мины.
К чему вся метрополия глуха,
то в дюжине провинций переняли.
Поёт апостол рачьего стиха
в своём невразумительном журнале.
И слепок первородного греха
свой образ тиражирует в канале.
Страна, эпоха — плюнь и разотри!
На волнах пляшет пограничный катер.
Когда часы показывают «три»,
слышны, хоть заплыви за дебаркадер,
колокола костёла. А внутри
на муки Сына смотрит Богоматерь.
И если жить той жизнью, где пути
действительно расходятся, где фланги,
бесстыдно обнажаясь до кости,
заводят разговор о бумеранге,
то в мире места лучше не найти
осенней, всеми брошенной Паланги.
Ни русских, ни евреев. Через весь
огромный пляж двухлетний археолог,
ушедший в свою собственную спесь,
бредёт, зажав фаянсовый осколок.
И если сердце разорвётся здесь,
то по-литовски писанный некролог
не превзойдёт наклейки с коробка,
где брякают оставшиеся спички.
И солнце, наподобье колобка,
зайдёт, на удивление синичке
на миг за кучевые облака
для траура, а может, по привычке.
Лишь море будет рокотать, скорбя
безлично — как бывает у артистов.
Паланга будет, кашляя, сопя,
прислушиваться к ветру, что неистов,
и молча пропускать через себя
республиканских велосипедистов.
Живой без сапог обойдётся, а мёртвый без гроба не живёт.
Желание любви — одно из самых острых человеческих желаний. Но жажда сделать карьеру, заработать миллионы, стать успешным и влиятельным оказывается сильнее этого желания. Поэтому большая часть жизни расходуется именно на то, чтобы добиться решения именно этих поставленных задач. В то время, как на то, чтобы научиться любить, уже не находится ни сил, ни возможностей, ни внутренней необходимости.
Я не злопамятен, не помню и добра...
Темой для великого поэта могла бы стать скука Всевышнего после седьмого дня Творения.
Вера может двигать горы! Она колоссальная баба.
Благородные люди, друг друга любя,
Видят горе других, забывают себя.
Если чести и блеска зеркал ты желаешь, —
Не завидуй другим, — и возлюбят тебя.
Ребёнка с первого класса школы надо учить науке одиночества.